Сладость горького миндаля
Шрифт:
Стало быть, несчастную Кетти кто-то соблазнил или обесчестил. Но Мэддокс прав - это не обязательно могло произойти в доме Бреннанов. Значит, надо было навести справки в Уистоне - но такой возможности у Донована не было. Оставалось попытаться разузнать побольше о Кетти от Бреннанов.
Тут Донован вспомнил миссис Голди. Она утверждала, что девицы приехали с одним саквояжем и поначалу вели себя в доме довольно скромно. Сколько длилось это "поначалу"? Здесь, кроме прислуги, никто не поможет. Но было уже совсем темно, и Донован отложил намерение поговорить с миссис Голди до утра.
Лёжа в постели, Донован некоторое время размышлял об услышанном от Мэддокса. Оно удивило его, но когда первое потрясение прошло, он уже не понимал его причин. Дом Бреннанов никогда не казался ему обителью идиллий.
Однако тут Донован впервые всерьёз задумался над странным поведением сестры мистера Ральфа и мистера Джозефа Бреннана - тётки Винни, Лавинии Ревелл. Почему она с такой настойчивостью уговаривала брата позволить её детям приехать к нему? Почему даже после внезапной смерти брата не забрала девочек? Была ли она на похоронах? Наверняка. Неужели она не понимала, что они там лишние и дни траура близкие хотят провести в одиночестве?
При этом Мэддокс уверяет, что девушки совсем неглупы. С этим Донован не спорил: сестры Ревелл, несмотря на кукольно-ангельскую внешность, дурочками ему тоже не показались. По мнению медика, они прекрасно понимали, что пока в доме гостит состоятельный гость - Эдвард Хэдфилд, и пока старший сын Ральфа, богач Райан, ещё не женат - у них был шанс недурно устроиться в жизни, покорив одного из них. Но тут умирает дядя Ральф, и Райан Бреннан становится не наследником, а хозяином богатейшего поместья, одновременно на похороны отца приезжают отсутствующие братья. Райан, со слов Элизабет и по его собственному признанию, хотел отправить девиц домой. Стало быть, планы девиц Ревелл прельстить Райана Бреннана потерпели поражение: он не влюбился ни в одну из них.
Это было очевидно.
Но дальше клубился туман. В кого из девиц влюбились - если это имело место - приехавшие братья? В Шарлотт? В Кэтрин? В Летицию? Влюбились ли они в одну и ту же сестру и стали соперниками, или в разных? Но кое-какие заключения можно было сделать и сразу. Это была, видимо, не Шарлотт Ревелл, ибо Патрик вроде бы ни к одному из умерших братьев вражды не питал.
Вроде бы? Но ведь недаром же его лицо показалось Доновану лицом убийцы и поэта. Мятежная озлобленность, страстность, гневливость, постоянные пьянки и похмелья. Мог ли он свести счёты с Мартином, если бы оказался его соперником? Мог ли ... что? Довести до самоубийства Уильяма? Патрик не показался Доновану способным на подобное дьявольское хитроумие, но ведь Роберт Корнтуэйт предупреждал, что в этой семейке простецов нет.
Да уж. Настолько нет, что, поди, разберись...
В тоже время мисс Элизабет считает, что Патрик "воспринимает жизнь по-дурацки", и не очень-то принимает его всерьёз. При этом сама Бесс - девица, что и говорить, серьёзная. И она отметила, что покойные братья воспринимали жизнь "излишне драматично". Донован тогда уточнил, что это может означать, и она ответила: "Не уметь меняться. Не желать думать. Не хотеть ничего понимать" Но что не хотели понять Уильям и Мартин Бреннаны? О чём не желали думать? Какие изменения и перемены их не устраивали?
Среди всех этих размышлений Донован и сам не заметил, как уснул.
Глава 10. Чары красоты.
Красивое лицо -
безмолвная рекомендация.
Френсис Бэкон.
Однако проснулся Донован почти с теми же мыслями, что тяготили его накануне.
Миссис Голди, выслушав его вопрос, задумалась, но ответить не смогла. Она сама бывала в доме, когда приходила к подруге, но не знала, когда девицы стали пользоваться такой свободой в доме.
Чарльз полдня работал в мастерской над витражами, но сказанное вчера Тимоти Мэддоксом не шло у него из головы. Он вспоминал. Какой показалась ему Кэтрин? Привлекательной, кокетливой, оживлённой. Они с Летти явно строили глазки мистеру Бреннану, но отклика не было. Кэтрин ничем не отличалась от Летиции, в лице её не было ничего, что говорило бы об обиде, огорчении или беде. Что ещё он заметил? Увы, ничего. В памяти всплывало только жёлтое платье в крови, похожее на орхидею. Чарльз с надеждой подумал, что епископ Корнтуэйт может, получив письма от него и доктора Мэддокса, приехать в Шеффилд. Впрочем, едва ли и он сможет во всем разобраться.
В три часа пополудни Донован был у Бреннанов.
Вчера мисс Элизабет обещала, что во второй половине дня ему сможет позировать Райан Бреннан. Сейчас Донован отправился по дому на поиски мисс Бесс, и почти полчаса проплутал по этажам. Дом внутри оказался огромным и был перестроен довольно хаотично. Донован несколько раз путал лестницы и через бесконечные коридорные анфилады, попадал не то в то крыло, то не в нужный коридор, но наконец вышел к апартаментам мисс Элизабет и постучал.
Двери открыла сама Элизабет Бреннан и, узнав, что он готов рисовать Райана, кивнула и позвонила, велев показавшейся внизу горничной найти и позвать мистера Райана.
– Он в комнате управляющего, Джейн, если же там нет - посмотри на конюшне.
Горничная моментально исчезла. Донован понял, что слуги, которых подлинно было мало, отлично вышколены.
Видимо, Джейн нашла мистера Бреннана в комнате управляющего, ибо появился он очень скоро - вместе с Джорджем Лидсом. Донован мысленно восхитился: сегодня Райан Бреннан был в тёмно-вишнёвом сюртуке, очень ему шедшем. Чарльз подумал, что может использовать ту цветовую палитру, что была на полотне Николаса Маса, только затемнить пурпур и вместо коричневой умбры использовать более тёмный тон жжёной слоновой кости. Глаза Райана отливали шартрёзом, кожа казалась лилейной.
Сам Райан, вспомнив о позировании, кивнул.
– Не забудьте, Джордж, передать Майклу, пусть добавит ей ячменную муку, заваренное льняное семя, морковь, отруби и траву.
Управляющий кивнул и исчез. Художник и Бреннан прошли в мастерскую, и Райан опустился на стул.
– Надеюсь, я буду послушной моделью, - пробормотал он, - хоть охотнее я позировал бы в кресле, просто засыпаю.
– Рано поднялись?
Райан вздохнул.
– Почти не спал. Лучшая гнедая кобыла в моем заводе, Кармен, ожеребилась.