Сладость горького миндаля
Шрифт:
– А что случилось с вашими братьями?
– Донован продолжал делать наброски.
– Билли покончил собой. Через месяц после смерти отца. А Марти... не знаю, что с ним приключилось.
– Братья не были близки с вами?
– В нашей семейке каждый - себе на уме и каждый - сам по себе, - Патрик не критиковал, скорее, просто констатировал факт, - но Билли... Он был у меня незадолго до смерти.
– На лице Бреннана появилось болезненное выражение, точно его глодала мигрень, - сказал, что оказался дураком. Я не знал, что за этим последует, в голову не приходило, что он может наложить на себя руки. Он сокрушался,
– А Мартин? Он, по-вашему, тоже покончил с собой?
– Не знаю. Он накануне сильно поскандалил с Ревеллом. Кричал в его комнате, потом выскочил, дверью хлопнул. У него всегда было слабое сердце. Пробежит до конюшен - и долго отдышаться не может. Может, перенервничал? Но нашли его уже назавтра - утром.
– А вы не спросили у мистера Ревелла, о чём они говорили?
Патрик кивнул.
– Спрашивал. Томас сказал, Мартин почему-то считал, что он сжульничал во время последней партии в покер. Но не было того, зря, мол, Мартин на него напустился.
– Патрик пожевал губами и обронил, - Мартин часто горячился зря, ещё покруче моего.
Донован чуть переместил мольберт: утреннее солнце уходило. Он отошёл к окну, чтобы отодвинуть портьеру, и тут заметил мистера Райана Бреннана. Хозяин поместья шёл по аллее с пожилым мужчиной с совиными глазами под густыми бровями и очень слабым подбородком. Старик постоянно подобострастно кивал, соглашаясь со всем, что говорил Райан, а потом торопливо двинулся к конюшням. К Бреннану же подошла из парка мисс Кэтрин Ревелл, Донован узнал её жёлтое платье, и они вместе вошли в дом.
Меж тем последнее суждение Патрика обратило на себя внимание Донована несвойственной младшему Бреннану самокритичностью.
– А вы тоже часто горячитесь зря?
– Есть такое, - уныло кивнул Патрик, - взбесишься иногда из-за пустяка, себя не помнишь, потом остынешь, думаешь: "Чего это я?"
Лицо мистера Патрика Бреннана теперь в наброске Донована обрело человеческие очертания: из глаз ушла напряжённость, черты смягчились. Всего за это утро Чарльз сделал шесть эскизов, но только последний, на его взгляд, годился. Он убрал лишние наброски в папку, оставив последний и тот, где Патрик походил на колдуна, и предложил Патрику выбрать тот, что ему по душе. "Ох, и рожа у меня", пробормотал младший Бреннан, разглядывая себя, потом ткнул пальцем в последний. "Тут я вроде посимпатичней".
– Вы не считаете себя красивым?
Мистер Бреннан усмехнулся.
– Что же, я - в зеркало, что ли, не гляжусь? У нас в семье только Райан да Мартин красавчиками уродились, остальные - не приведи Господь.
– Было заметно, что настроение Патрика улучшилось, глаза просветлели. Теперь, хоть от него и исходил слабый запах коньяка, он выглядел спокойным и уравновешенным.
– Но мне эта красота без надобности, я не женщина. Вот сестрёнку Бесс, хоть и ведьма она, жалко иногда. Кому такая нужна, пусть и приданое пятьдесят тысяч?
– Он ухмыльнулся, - она-то надеялась, что Нэд Хэдфилд на неё клюнет, да только не дурак он, - на такое польститься, - Патрик явно злорадствовал.
В эту минуту в дверь постучали, и
– Вы не закончили? Мистер Донован, у нас ланч. Я хотел бы пригласить вас разделить с нами трапезу, и сразу - просить вас всё время, пока вы в нашем доме, обедать и ужинать с нами, - глаза Райана лучились радушием.
– Могу ли я взглянуть, что у вас получилось?
– он с живым любопытством посмотрел на мольберт.
– Ты не возражаешь, Патрик?
Патрик не возражал. Он встал рядом с братом и ещё раз оглядел себя на двух эскизах. Донован указал на тот, что был ближе к Райану, и сказал, что портрет будет написан с него. Хозяин дома кивнул, но обронил, что, хоть на другом эскизе изображён тот Патрик, которого он видит чаще всего, отобранный ими набросок, безусловно, лучше, потом напомнил о ланче и вышел.
Донован и Патрик Бреннан вышли следом за ним. В столовой уже были миссис Эмили и мистер Джозеф Бреннан, мисс Энн Хэдфилд и её брат Эдвард, Томас Ревелл и мисс Шарлотт. Тот человек с вялым подбородком и совиными глазами, которого Донован видел сегодня во дворе, снова беседовал с Райаном. Его представили как управляющего, мистера Джорджа Лидса. Через минуту после Донована и Патрика вошла Бесс Бреннан. Мисс Летиции и мисс Кэтрин ещё не было, но мистер Джозеф уже сел за стол, на котором красовались сандвичи с рыбой, ветчиной, паштетом, языком, бужениной, а также странные для этой дневной трапезы ростбифы или бифштексы с овощной закуской.
– Лотти, где Летиция и Кетти?
– поинтересовался Эдвард Хэдфилд у Шарлотт.
Девица с улыбкой ответила:
– Летти задержалась на ярмарке, я просто потеряла её в тамошней толчее, а Кэтрин никуда не ходила. Я видела её полчаса назад - она пошла к себе, должно быть, не слышала гонга.
Дворецкий пообещал послать за мисс Кэтрин лакея, сам же сообщил, что мисс Летиция Ревелл уже вернулась, он видел, как она заходила в дом со шляпной картонкой. Шарлотт Ревелл завела к потолку голубые глаза и пробормотала, что не понимает, зачем Летти столько шляпок, мисс Энн Хэдфилд подняла на неё глаза, но ничего не сказала.
Чарльз почувствовал, что его томит какая-то непроизнесённая, точнее, даже непродуманная мысль, нечто понимаемое, но не оформившееся словесно. Причём касалось это чего-то близкого, видимого, даже бросающегося в глаза, но словно не замечаемого. Такое с ним случалось и раньше, Донован часто говорил себе, что глаза и чувства у него работают куда быстрее, чем разум. Но что он увидел здесь такого, чего пока не мог осмыслить?
Он заметил, что Райан Бреннан что-то говорил матери, та кивала, мисс Элизабет казалась грустной и молчала, Патрик, видимо, оголодав за сеанс позирования, с аппетитом ел ростбиф, а мистер Ревелл и мистер Хэдфилд, сегодня сидевшие рядом, о чём-то тихо переговаривались. Нет-нет, это было не то...
Внезапно где-то в глубине дома послышался визг, потом крики - мужские и женские, раздался топот ног на лестнице, за дверью обозначилась какая-то возня, донеслись неразборчивые слова женщины и густой бас дворецкого. Все умолкли и повернулись к двери, которая медленно растворилась, и в проёме возникла фигура в ливрее.
– Что случилось, Реджинальд?
– голос мистера Джозефа Бреннана, недовольного тем, что прерывается трапеза, звучал глухо и раздражённо.
Но дворецкий обратился к хозяину.