Славянские древности
Шрифт:
В тех случаях, когда речь шла не о насильственном похищении, посланцы жениха договаривались с отцом девушки о браке за выкуп, а затем через некоторое время назначалась и свадьба. Приводили невесту [611] и приступали к венчанию, которое начиналось заручинами, или обручением, церемонией, во время которой невеста вкладывала свою руку в руку жениха, причем жених и невеста обменивались подарками, среди которых особенно важным было (и до сих пор является) яблоко, очевидно потому, что в нем заключался какой-то символ плодородия и любви, затем петух или курица (черная). Обычай дарить перстень пришел из Византии и, несомненно, является заимствованием позднейшего времени, хотя и упоминается уже в начале XIII века у летописца Переяславля Суздальского [612] . Затем следовало облачение невесты в свадебное одеяние, называвшееся, по всей вероятности, наметъка, после чего невесту отводили в дом жениха, где встречали медом и хлебом и забрасывали различными плодами (зернами хлебных злаков, маком, горохом и т. д.), чтобы она была плодовита и зажиточна. После этого невесту трижды обводили вокруг очага, домашним богам которого она должна была поклониться, быть может, принести им жертву, и, наконец, усаживали на звериную шкуру, повернутую мехом вверх. При этом гостям раздавали свадебный калач (коровай) [613] . Затем невесте торжественно расплетали косы и остригали, а оставшиеся волосы укладывали под чепец, обернутый фатой. Наконец, невеста развязывала мужу обувь в знак того, что она ему
611
Отсюда древнее, засвидетельствованное еще в IX–X веках выражение — жену водити, приводити (в славянском переводе Номоканона) и древнерусская „водимая“ — законная жена.
612
Опубликован К.М. Оболенским; „Временник Московского общества истории и древности Российских“, IX, М., 1851. См. „Ziv. st. Slov.“, I, 112.
613
Происхождение этого термина неясно, но он засвидетельствован и в литовском языке. См. Berneker, Etym. W"orterb., 577, s. v. Korvaj.
614
Этот обычай, по всей вероятности, перешел от соседних тюрко-татар.
Иногда этот обязательный церемониал дополнялся и оживлялся символическими и драматическими реминисценциями проводившегося когда-то похищения, а также непременными хороводами, песнями под музыку и различными маскарадами, без которых народные празднества вообще редко когда проводились. Я полагаю, что все это имело место уже в языческий период и перешло в христианский, но здесь под влиянием церкви отдельные обряды были вытеснены, другие же приспособлены к церковным актам и дополнены. В этом отношении, как и в других случаях, православная церковь относилась к сохранению языческих обрядов с большей терпимостью, чем католическая. Насколько глубокие корни пустил у славян древний свадебный обряд, видно из того, что простой народ не только в XII–XIV веках считал церковные обряды чем-то предназначенным для князей и бояр [615] , но и в XVI–XVII веках, а местами еще и теперь считает их обрядами, не имеющими правовой силы, которую свадьба приобретает лишь после проведения всего домашнего церемониала [616] .
615
Свидетельства см. в предписаниях чешских, польских и русских епископов XI–XIV веков, приведенных в „Ziv. st. Slov.“, I, 97. См. также „Заповедь св. отец“ XI века.
616
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 97–98, 381.
Свидетельств свадебных обрядов славян-язычников, помимо уже упомянутых похищений и выкупа, мало, но из некоторых упоминаний в русских церковных наставлениях и летописях, относящихся к первому периоду христианства, мы видим, что в России молились над короваем (русское «коровайное моление») [617] , что в России и Чехии замужние женщины набрасывали на голову покрывало (увивало, повой) [618] , а девушка сразу же становилась женой того, кто ей, простоволосой, набрасывал на голову покрывало или повой [619] и кому она снимала обувь с ног [620] .
617
„Слово некоего Христолюбца“. Этот важный трактат, отмечающий различные пережитки язычества, сохранился в рукописи XV века в Новгородской библиотеке и опубликован Н.С. Тихонравовым, Летописи… IV.94. См. также „Ziv. st. Slov.“, I, 91.
618
Kosmas, под 977 г. (Fontes rer. bohem., II, 40). „Житие св. Людмилы“ (Fontes, I, стр. 1, 123), грамота Ярослава Владимировича от 1195 года (М.Ф. Владимирский-Буданов, Хрестоматия по истории русского права, I, 94).
619
Казвини (Charmoy, Relation, 343).
620
Лаврентьевская летопись, 74 (под 980 годом).
О большой распространенности обрядов языческой свадьбы с песнями и с музыкальным сопровождением бубна и свирели свидетельствует «Слово некоего Христолюбца» (XI век), который сетует на то, что «это не брак, а идолослужение». Тот же автор жалуется, что на свадьбах изготовляют фигуры, символизирующие человеческий фаллос, и творят с ними различные непристойности [621] . О древнем обычае обмена перстнями (установившемся, вероятно, под чужим влиянием) мы уже упоминали выше. Об «обручении» невесты свидетельствует «Заповедь св. отец» XI века и поучение епископа Луки Новгородского (XII век) [622] , а грамота митрополита Кирилла II из того же города свидетельствует о том, что невест после свадьбы водили к воде [623] .
621
Н.С. Тихонравов, I, стр. 92. Аналогичным образом это описывается в „Слове св. Григория“; см. Е. Аничков, Язычество и древняя Русь. СПБ, 1914, 29, 61.
622
Е.Е. Голубинский, История русской церкви, I, 2 изд., 538; Владимиров, Поучения, III, 247. В болгарском сборнике XIII века мы также читаем „обручена жена“ (Starine, VI, 117) и у Syntagma Vlastarove, ed. Novakovic, 42.
623
Русская Историческая библиотека, VI, 99.
Обычными формами брака у славян была моногамия и полигамия. Местами, как, например, у русских вятичей, радимичей и северян, полигамия, согласно летописному свидетельству, была обычным явлением; в других же местах нескольких жен брали себе лишь зажиточные хозяева, имевшие большое хозяйство, и, разумеется, князья, содержавшие целые гаремы жен, а кроме них еще и наложниц. Об этом свидетельствует большое количество известий, относящихся к языческому периоду; первое время после введения христианства священники и епископы ревностно боролись с полигамией, которая удерживалась довольно долго, и церкви не скоро удалось ее искоренить.
Киевская летопись свидетельствует, что на Руси в XI веке, возможно в начале XII века, вятичи, радимичи и северяне имели по две-три жены; то же подтверждают Ибн-Русте и Казвини, а также ряд церковных и светских запрещений, относящихся к XI и XII векам [624] . В Чехии наличие полигамии подтверждает Козьма Пражский [625] , а биограф св. Войтеха указывает, что главной причиной, вынудившей епископа покинуть чешскую землю, было многоженство, которое он не смог искоренить [626] . Князь Бржетислав в 1039 году наряду с другими пороками резко обличал наложничество [627] . Точно так же было и у поморян, где с полигамией ревностно боролся епископ Оттон Бамберский. Письмом папы Иоанна VIII, посланным в 873 году князю Коцелу, запрещалось
624
Лаврентьевская летопись, 13 (ПВЛ, I, 15); Ибн-Русте, изд. Хвольсона, 30; Казвини (Charmoy, Relation, 343). Ряд русских церковных запретов см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 98.
625
Kosmas, I, 36 (о двух-трех женах см. под 1002 годом). См. также I, 29.
626
Canaparius, Vita Sti Adalberti, XI (Vita auct. Brunone, XI).
627
Kosmas, II, 4, см. также homili'ar Opatovick'y (ed. Hecht), 22.
628
Herbord, II, 18, 34; Ebbo, I, 12; Friedrich. Cod. dipl. Boh., I, 11; Kosmas, bulh. (ed. Popruzenko), 66.
О гаремах славянских князей рассказывает Ибрагим Ибн-Якуб, отмечающий при этом, что они держат взаперти по 20 и более жен [629] . Летопись упоминает гарем князя Владимира в Вышгороде, Белгороде и Берестове [630] с пятью женами и 800 наложницами; Ибн-Фадлан рассказывает о другом русском князе, имевшем 40 жен [631] ; в Чехии много жен имел князь Славник; в Польше Мешко до принятия им христианства имел семь жен, а поморанский князь во время посещения его епископом Оттоном Бамберским имел несколько жен и 24 наложницы [632] . В славянских языках для их обозначения имелся ряд терминов, из которых более всего известен термин наложница [633] , а также суложница, приложница (suloznica, priloznica). Эта полигамия, разумеется, не являлась чем-то специфически славянским и была известна у всех соседей славян, поэтому и не удивительно, что франк Само, когда он правил чехами и словинцами, взял себе 12 славянских жен, с которыми прижил 37 детей [634] .
629
Ibr^ah^im (ed. Westberg), 59.
630
Лаврентьевская летопись, 78 (ПВЛ, 57) под 980 годом.
631
А.Я. Гаркави, указ. соч., 101.
632
Bruno, Vita Adalberti (Fontes rer. boh. I, 1); Gallus, I, 5; Kadlubek, II, 8 (см. такую же традицию у Богухвала, I, 4, о Летке); Herbord, II, 22.
633
„Ziv. st. Slov.“, I, 100.
634
Fredegar, IV, 48.
Более редким явлением, чем полигамия, была, видимо, полиандрия. О ней нам известно лишь по одному русскому источнику, а именно по церковному уставу Ярослава, в котором в статье XX устанавливаются наказания за сожительство двух братьев с одной женой. Однако супружество между близкими родственниками было довольно распространено [635] , причем русское снохачество, когда отец, преждевременно женив малолетнего сына, вступает затем в супружеские отношения со снохой, как это показывает статья XVII того же устава, ведет свое начало с древнейших времен.
635
См. свидетельства в „Ziv. st. Slov.“, I, 102. К ним следует присоединить homili'ar Opatovick'y (ed. Hecht), 82, акты синода Бамберского от 1057 г. (Jaff'e, Bibl. rer. germ., V, 497) и „Заповедь св. отец“ (Е.Е. Голубинский, История русской церкви, I, 2, 548). О полиандрии у южных славян в новое время см. статью Tih. Dordevi'covo в „Revue des 'Etudes slaves“, IV, 101 и сл.
Во всех остальных отношениях супружеская жизнь славян, особенно рядовых членов общины, отличалась упорядоченностью, а также целомудрием и верностью жен. Мы располагаем рядом свидетельств, подтверждающих это, причем исходят они от иностранцев, которые далеко не всегда были доброжелательны к славянам. Все они так единодушно превозносят целомудрие замужних славянских женщин и их любовь к мужу, с которым в случае его смерти они добровольно уходили из этого мира, что уж это одно в значительной степени характеризовало семейную жизнь славян. Эту черту в семейной жизни южных славян подчеркивал уже в VI веке Маврикий, а после него император Лев Мудрый, это же в 744–747 годах в письме к королю Этибальду отмечал у западных славян св. Бонифаций, а Масуди и Гардизи, говоря о восточных славянах, также подтверждают, что среди них супружеских измен не бывает [636] . Несомненно, что, например, толкование Бонифация, объясняющего добровольную смерть жены в случае смерти мужа взаимной любовью, само по себе не могло казаться правильным в глазах того, кто знал, что в силу строгих законов общества жена в некоторых славянских землях вынуждена была следовать за своим мужем даже в могилу, однако «magno zelo matrimonii amorem mutuum servant» Бонифация и другие показания Маврикия звучат так определенно, что верность и любовь из характеристики замужних славянских женщин исключать нельзя — они были у славян признаком высокой нравственности и высокого уровня культуры. Разумеется, эти качества никогда не являлись абсолютными и отклонения от этого были; случаи супружеской неверности, несмотря на строжайшие наказания — обычно смерть или отсечение полового члена [637] , — имели место уже в языческий период и сохранились и позднее, став после введения христианства, пожалуй, еще более частыми, так как различные церковные поучения и запреты постоянно упоминают в числе грехов, распространенных среди народа, распутство, разврат и прелюбодеяние (древнеславянское bldъ, древнерусское блудъ).
636
Mauric., Strat., XI, 5; Leon, Tactica, 18, 105 (Женщины славян целомудренны независимо от всякого верования — ); Bonifacius (Jaff'e, Mon. Moguntia, 172); Kard^iz^i, ed. Bartold, 123; Masud^i (ed. Rozen, 56).
637
Kard^iz^i, 1. c. Thitmar, VIII, 2 (IX, 2); Canaparius, Vita Adalb., 12, 19. См. „Ziv. st. Slov.“, I, 105.
Другой вопрос, более интересный, чем эти естественные отклонения от нравственных норм супружеской жизни, — это вопрос о свободном в половом отношении образе жизни мужчин и женщин до вступления их в брак, то есть прежде, чем они оказались связаны семьей. Ряд переживаний, сохранившихся в различных празднествах и народных обычаях, указывают на остатки существовавшего в древности промискуитета молодежи [638] , в котором немалое участие принимали и молодые женщины, например на Руси и на Балканах. О том, что этот промискуитет имеет действительно древний характер и уходит корнями в языческий период, свидетельствуют древние известия о языческом периоде славянства и ряд церковных проповедей и запретов первого периода христианства.
638
См., в частности, сочинение Е.В. Аничкова, Весенняя обрядовая песнь на западе и у славян, Пб., 1905, и статью А.Н. Веселовского, Гетеризм, побратимство и кумовство в купальской обрядности, ЖМНП, 1894, ч. 291, февраль, отд. II, 287 след., 316 след.