Слеза дьявола (др. перевод)
Шрифт:
Лукас вошла в лифт и спустилась на первый этаж.
Арти — охранник у служебного входа — посмотрел на нее и приветливо кивнул.
— Доктор Эванс выходил из здания? — спросила она.
— Нет. Я его не видел.
Лукас решила дождаться ученого здесь. Она уселась в одно из стоявших в вестибюле удобных кресел, глубоко погрузившись в него. Переутомление сказывалось. Хотелось домой. Она знала, что некоторые шепчутся у нее за спиной о том, как это должно быть грустно — жить совершенно одиноко. Но на самом деле ничего грустного здесь не было. Возвращаться в уют своего дома намного лучше, чем просиживать в барах с подружками или встречаться с бесконечной чередой вполне, казалось бы, завидных, но таких скучных потенциальных женихов.
Домой…
Она начала размышлять об отчете, который ей нужно будет написать по итогам операции «Метстрел».
Потом переключилась мыслями на Паркера Кинкейда.
«Сосредоточься», — приказала она себе потом, но вспомнила, что полная концентрация внимания ей сейчас вроде бы ни к чему.
Так что же Кинкейд? Что ж, он явно хотел пригласить ее поужинать вместе. В этом она почти не сомневалась.
Однако она уже решила, что откажется. Он был недурным собой, энергичным мужчиной, исполненным любви к своим детям и прелестям домашней жизни. Это в нем привлекало. Но Лукас просто не могла привнести в его жизнь ту печаль, которую она, по собственному мнению, распространяла вокруг себя, как ядовитый газ.
Быть может, у Джеки Лукас могло что-то получиться с таким человеком, как Кинкейд, но у оборотня Маргарет не было ни малейшего шанса.
Арти вдруг поднял взгляд от газеты, которую держал перед собой.
— Чуть не забыл. С Новым вас годом, агент Лукас!
— С Новым годом, Арти!
Когда Диггер превратился в зловонную головешку, а пожарные сумели пеной потушить загоревшуюся рядом вишню, вокруг остова автобуса стала постепенно собираться толпа.
Паркер и Кейдж стояли рядом.
Диггера больше нет. Он ушел навсегда.
В голове почему-то вертелись стихи доктора Сьюза и вспоминались странные персонажи его книжек. Паркер мог объяснить это только необычной для себя смесью усталости и до сих пор игравшего в крови адреналина.
Он позвонил детям и пообещал быть дома через полчаса. Робби рассказал отцу, как ровно в полночь кто-то громко протрубил на улице в рожок, переполошив всю округу. Стефи, захлебываясь от восторга, описала, как искрились во дворе зажженные ими бенгальские огни.
— Люблю вас, ребятки мои, — сказал он. — Скоро увидимся.
— Мы тебя тоже любим, папочка, — отозвалась дочь. — Как там твой друг?
— Он уже пошел на поправку.
Кейдж разговорился с одним из группы криминалистов, а Паркер постарался переместиться так, чтобы в нос не попадал дым от сгоревшего автобуса. Запах от него исходил отвратительный — гораздо хуже, чем от просто паленой резины покрышек. Паркер понимал, откуда это амбре, и при мысли, что он может вдохнуть паленую частичку трупа Диггера, его чуть не стошнило.
Смертельно опасный психопат только что сгорел у него на глазах, и для Паркера заканчивался день, какого никогда не выдавалось в его жизни прежде… Казалось бы, о чем еще он мог в такой момент думать? Но повседневные заботы почти сразу стали отвлекать его. «Черт! — подумал он. — У меня не хватит наличных, чтобы заплатить миссис Каванаг». Он облазил все свои карманы и собрал тонкую пачку банкнот. Двадцать два доллара. Слишком мало. По пути домой придется где-то остановиться у банкомата.
Между тем он обратил внимание на листок, затесавшийся среди денежных купюр. Это была запись тех немногих слов, которые удалось выявить из обугленного списка, составленного преступником. Ссылки на две последние цели нападений из горящего блокнота, спасенного от окончательного уничтожения Тоби Геллером.
«…три километра к югу. Р…
…место, куда я тебя водил — к черной…»
— Что это? — спросил Кейдж, слегка поглаживая перебинтованное ребро.
— Сувенир, — ответил Паркер, всматриваясь в слова. — Теперь уже просто сувенир.
У угла коридора Эдвард Филдинг ненадолго остановился, задыхаясь под тяжестью мешка с деньгами, заброшенного на спину.
Посмотрел дальше в сторону вестибюля, вход в который теперь располагался в каких-нибудь пятнадцати метрах от него, и заметил светловолосую голову Маргарет Лукас. Чуть дальше ее сидел охранник, читавший газету. Свет в коротком коридоре не горел, и даже если бы они сейчас подняли взгляд в его сторону, то едва ли смогли ясно разглядеть, кто это.
Пристроив мешок поудобнее, он взял в правую руку пистолет и двинулся по коридору. Кожаные подошвы его ботинок лишь легким звуком обозначали шаги по керамической плитке пола. Он заметил, что Лукас не смотрит в его сторону. Он пустит одну пулю ей в голову. Потом убьет охранника.
И все. Путь домой будет свободен.
Топ, топ, топ.
Он неспешно приближался к своим жертвам.
Идеально!
32
Маргарет Лукас смотрела на новогоднюю елку в вестибюле, потягиваясь, как кошка.
Она слышала шаги в коридоре у себя за спиной, но они не тревожили ее.
Ей вспомнилось, что две недели назад этот зал был буквально весь уставлен подарками, которые агенты ФБР и гражданские служащие собрали для семей бездомных. Она сама хотела принести кое-какие игрушки, но в последний момент все пришлось отменить, и двенадцать часов в рождественский праздник она проработала над раскрытием убийства двух чернокожих мужчин двумя белыми подонками.
Топ, топ, топ…
Сейчас Лукас жалела о пропущенном празднике, но в тот момент посчитала, что «серьезная» работа гораздо важнее радостной церемонии вручения игрушек. Лишь подсознательно понимала она в тот момент, что видеть довольные мордочки чужих детей для нее труднее, чем вламываться в дом вооруженных преступников в Манассас-парке.
«Да, я струсила», — призналась она себе теперь.
Топ, топ, топ…
Она посмотрела наружу через большое окно. По улице шли толпы людей, возвращавшихся из Молла. Она подумала о Диггере. Ей интересно было бы услышать сейчас подробности перестрелки, узнать, кто именно выпустил пулю, прикончившую его. За время своей службы ей самой пришлось участвовать в серьезных перестрелках дважды, и впечатления остались самые сбивчивые. Насколько же это отличалось от того, что показывают в фильмах! Ни намека на ощущение замедленности движения. В реальной жизни стрельба сводилась к пяти размытым секундам полнейшего хаоса, после чего все было кончено.