Слезинка на щеке
Шрифт:
«Хорошо, просто хорошо. — Она посмотрела на Доркас. — Я приготовила тебе маленький сюрприз, милочка. Но до завтрашнего дня ничего тебе не скажу.
Может, тебе стоит пока подняться наверх и посмотреть комнаты, а я пока все оформлю. Здесь не кормят, дают только завтрак, поэтому мы сейчас быстренько пойдем поищем что-нибудь перекусить».
Симпатичный бой взял чемоданы, на которые показала Доркас, и пошел с ними наверх. В комнате почти не оказалось мебели и украшений, зато очень много света, и все сияло чистотой. На белых стенах не было картин, мебель современная, без всякой вычурности. В
Бет проснулась и теперь носилась вокруг Доркас, с восторгом оглядывая новое жилище. Доркас дала бою чаевые, подошла к балконным дверям и распахнула их навстречу холодному ночному воздуху. Хотя гостиница находилась в нескольких кварталах от моря, до Доркас доносилось его дыхание. Вокруг стояли невысокие трехэтажные дома. Длинная лоджия опоясывала отель. Ее разделяли железные перила, образуя ниши из трех-четырех комнат, но на Родосе как-то смешно и неуместно бояться взломщиков.
Бет пристроилась около Доркас: «Мамочка, какие звезды, как их много!»
Да, подумала Доркас, те, кто живет в городах, никогда не видели столько звезд на небе. На балконе стало свежо, она отправила Бет в комнату, а сама задержалась на мгновение, чтобы полюбоваться звездной ночью. Положив руки на перила, Доркас подставила лицо легкому бризу. Вернувшись в комнату, Доркас посмотрела на свои руки, ей показалось, что к ним пристала сухая пыль. Приглядевшись, она поняла, что то, что она приняла за пыль, оказалось крупинками мела.
Балкон был не освещен, только уличный фонарь ронял луч света на темный пол. Доркас подняла маленькую настольную лампу, потянула шнур. Перила были испачканы чем-то белым. Не исключено, конечно, что дети из соседней комнаты играли с мелом и забрались сюда. В желудке появилась знакомая тяжесть, в коленках — противная дрожь. Носовым платком Доркас вытерла перила и руки. Потом аккуратно закрыла двойные двери.
Это ровным счетом ничего не значит, ничего. Это Греция. Неужели ей всю жизнь суждено быть похожей на испуганную газель, так, кажется, ее назвал Джонни. Испуганная газель.
Фернанда простучала по коридору каблуками и впорхнула в комнату. Она уже переоделась — на ней была длинная юбка, светло-голубой свитер в тон к волосам, в ушах болтались серьги в виде больших цветов. Она выглядела очень эффектно, лицо горело возбуждением и нетерпением. Путешествия всегда оказывали на Фернанду тонизирующее воздействие. Она сразу учуяла, что что-то стряслось: «В чем дело? На тебе лица нет. Плохо себя чувствуешь?»
Доркас сделала глубокий вдох, прежде чем ответить: «Ничего особенного. Просто кто-то оставил следы мела на перилах моего балкона. Я заметила их только когда увидела, что испачкала руки».
Фернанда вышла на балкон, держа лампу в руках: «Там ничего нет».
«Я стерла все носовым платком», — как-то сразу оробев, сказала Доркас.
Фернанда водворила лампу на место и закрыла балконную дверь. Вид у нее был крайне недоверчивый.
«Следы были, — настаивала Доркас. — Может, их оставили дети. Я не хотела бы, чтобы мне напоминали…»
«Ты устала. Мне Джонни рассказал, что ты плакала в Акрополе. Ничего удивительного. Долгая дорога. Это всегда так утомительно. Отдохни несколько дней, это поможет тебе разобраться в обстановке и
Доркас не нуждалась ни в утешении, ни в жалости. Ей не верили — и это было обидней всего.
«Со мной все в порядке. Мне не нужен отдых. Я приехала сюда работать и не собираюсь это откладывать».
Фернанда издала одобрительный возглас и чмокнула Доркас в щеку: «Вот это разговор, дорогая. А теперь поторопись, пора ехать обедать».
Фернанда вышла, оставив Доркас стоять посреди комнаты. Хорошо, что неугомонная Бет постоянно теребила ее, беспрерывно тараторя, не давая тем самым погрузиться в пучину отчания — неужели призрак Джино никогда не оставит ее в покое? Она с механической покорностью отвечала на вопросы дочки, пытаясь уговорить не вертеться, пока ее причесывают. Потом она вымыла руки, стараясь отделаться от ощущения мела. На перилах был мел! Мел! Если бы она его не стерла, если бы сразу заметила, не обнаружила ли бы она два белых круглых глаза, таращившихся на нее с металлической поверхности.
В зеркале Доркас увидела свое отражение. Лицо было белое как тот самый мел, в глазах застыл ужас.
«Прекрати, — приказала она себе. — Это Греция. Здесь некому преследовать тебя. Ты здесь для всех чужая». Но логические доводы не достигали желаемой цели. Из зеркала смотрела женщина, балансирующая на узенькой грани, отделяющей реальность от бреда. Женщина, которая не в состоянии отличить правду от вымысла.
Доркас плеснула в лицо холодной воды, сердито хлопая себя по щекам, пока кровь не прилила к лицу и оно не приобрело нормальный цвет. Злость — лучшее лекарство от страха. Какого черта Джонни проболтался о сцене на Акрополе! Не удивительно, что к ней относятся, как к юродивой, чьи выходки приходится безропотно терпеть. Что еще можно ожидать от человека, не способного контролировать себя! Надо как можно скорей доказать им, что они ошибаются в ней, а главное — доказать это себе самой.
Когда она спустилась в холл, где уже стояли Джонни и Фернанда, у нее был вполне сносный вид. Доркас постаралась выглядеть достаточно беззаботно и даже проявила некоторую заинтересованность обедом в маленьком ресторанчике на открытом воздухе, фирменным блюдом которого была — и это не вызвало никакого удивления — рыба.
Бет заснула прямо за столом. На обратном пути Джонни нес ее на руках и сам уложил в кроватку. Доркас упорно отгоняла от себя мысль о меловых кружках и, чтобы увериться самой, что она не сошла с ума, перед тем, как лечь в постель, оставила дверь балкона слегка приоткрытой.
Проснувшись утром, Доркас еще некоторое время оставалась в постели, глядя в белый потолок, в центре которого расходились нарисованные тоже белой, но другого оттенка, краской лучи. Она чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся, чего с ней не случалось последние месяцы. Бет продолжала спокойно спать, солнце проникало через балконную дверь. В этой комнате не было окон, только балкон.
Доркас встала, накинула халат и подошла к балкону. Никаких следов не было и в помине. Перила сверкали на солнце. Она облокотилась на них, пытаясь убедить себя в том, что вчерашний кошмар явился следствием сильного нервного переутомления.