Сливово-лиловый

Скотт Клер

— Тебе холодно, красавица? — тихо спрашивает Роберт на ухо, и я понимаю, что меня передернуло не только внутренне, но и внешне.

— Нет, все в порядке, — отвечаю я так же тихо и улыбаюсь ему.

Церемония заканчивается, и сияющая пара наконец-то супруги. Перед дверью подают шампанское, Роберт снимает два бокала с подноса, который держит рыжеволосая официантка. Он протягивает мне один из бокалов, и мы присоединяемся к очереди поздравляющих. Пока мы ждем, я чувствую руку Роберта на моей заднице, властную, требовательную. Интересно, может ли он чувствовать сквозь

ткань, насколько все еще тепла кожа от ударов.

— Ты чувствуешь это? — тихо спрашиваю я и смотрю на него.

— Да, — отвечает он, — очень даже. Болит, а?

— Да.

Он наклоняется ко мне и целует, прижимает крепче, в то же время вцепляясь рукой в мою задницу, вызывая боль. Я чувствую его ногти сквозь платье и трусики и тихо стону ему в рот. Роберт улыбается и заканчивает поцелуй. Его глаза сверкают, когда он говорит одними губами «хорошая девочка».

***

Стулья в празднично украшенном зале чудесно мягкие, и я с облегчением вздыхаю. Мы беседуем с парой за нашим столом — сокурсниками Роберта и жениха. Роберт так же очарователен, как и всегда, но когда парень слева от меня заказывает всем шнапс, Роберт предупреждающе и властно кладет руку на мое бедро. Два напитка. Не больше. Роберт с благодарностями отказывается от шнапса — со ссылкой на то, что он за рулем — но у меня нет шансов. Не успев опорожнить шот, кто-то заказывает еще один раунд, но я вежливо отказываюсь. К сожалению, это возражение неприемлемо, потому что, как мне сказали, Роберт же за рулем, значит, я могу пить. Я смотрю на Роберта, который критически поднимает бровь, наклоняясь ко мне и шепча мне на ухо:

— Выпей, и ты пожалеешь. Вспомни Сару…

— Пожалуйста, Роберт, я не могу сказать «нет».

— Да, ты можешь. Всем, кроме меня. Пора тебе этому научиться, Аллегра.

— Пожалуйста… — шепчу я, потому что я хотела бы еще немного выпить.

— Нет.

Взгляд Роберта становится холодным и суровым, мое дыхание углубляется, и я автоматически думаю о своих трусиках, о том, что я есть, и чего он ожидает от меня.

— Нет, спасибо, правда, нет, — говорю я, сдвигая стакан в середину стола.

— Давай, Аллегра! Роберт же за рулем, как всегда. Роберт никогда ничего не пьет, старый кайфоломщик, но ты можешь немного выпить… — говорит одна из женщин и протягивает мне шнапс.

— Нет, спасибо.

Мысль о Саре и о том, что меня ожидает, если я напьюсь, довольно быстро заставляет меня расхотеть пить. Я знаю, что именно этого и добивался Роберт. Он не выпускает меня из поля зрения, наблюдая, как я взвешиваю послушание, к которому он призывает, и конфликт с моими собутыльниками. Он наслаждается моей внутренней борьбой, в которой только он может победить. Либо он накажет меня, преподаст мне урок, либо он сможет наградить меня. Что для него так же классно.

Опять под громкие подбадривания рюмка скользит передо мной. Роберт ничего не говорит, только улыбается.

Я знаю, что такие сценарии будут повторяться, когда Роберт будет или не будет рядом. Его жутко возбуждает, когда он вынуждает меня принимать эти маленькие решения на публике — послушание в усложненных

условиях. Это не бросается в глаза, не то, чтобы кто-то смог бы это заметить — Роберт не заходит слишком далеко, мы это обговорили — но, как и история с моими трусиками, это своего рода ментальный ошейник, секрет, который мы разделяем.

На этот раз я действую, как ему угодно, и вижу в его глазах, что он ценит мое поведение. Я больше ничего не пью этим вечером, и все равно мы веселимся.

***

— Все дело трусиках? — спрашивает он по дороге домой поздно вечером.

— Да, отчасти.

— Тебе понравилось?

— Да. Каждый раз, когда я думаю об этом, мне стыдно.

— Я знаю. Я вижу это. Это выглядит действительно очень горячо.

— Тогда тебе тоже понравилось?

— О, да. Очень.

Он кладет руку на мое бедро, и я улыбаюсь ему.

— Мне жаль, что мне не позволено целовать тебя. Я бы хотела целовать тебя почаще.

— Я заметил, — он усмехается и просовывает руку с моего бедра между моих ног, поглаживая меня сквозь мои трусики. — Ты опять мокрая, верно?

— Да, Роберт, — шепчу я, прижимая таз к его руке как можно теснее.

— Ненасытная шлюха… — улыбается он и убирает от меня пальцы.

Вскоре после этого мы приезжаем домой, и Роберт заталкивает меня в квартиру.

— Платье прочь, — шепчет он мне на ухо, — накрась губы и опустись на колени перед диваном.

Я тороплюсь и, стоя обнаженной перед зеркалом, крашу губы той блядской красной помадой предвкушая, как Роберт будет трахать меня в рот. Я глубоко дышу, делаю пару вздохов, чтобы немного унять возбуждение, которое сразу возникает только при одной этой мысли, иду в гостиную, опускаюсь на колени и складываю руки за спиной. Роберт делает шаг ко мне, смотрит на меня, обходит, молча осматривая свое имущество. Затем покидает комнату и вскоре возвращается с моими трусиками. Он помахивает ими перед моим лицом, и я опускаю глаза.

— Мокрые, — насмешливо говорит Роберт, и я киваю.

— Почему они мокрые, Аллегра?

— Потому что я была возбуждена весь день.

— Почему?

— Потому что мне пришлось носить обкончанные трусики и потому что ты ясно дал мне понять, что я есть.

Мой голос тих, но тверд. Мне даже удается взглянуть на него, чтобы встретить этот жесткий, пронзительный взгляд.

Я слышу, как Роберт расстегивает молнию на своих штанах.

— Рот открыла, шалава, — тихо приказывает он, и я делаю то, что он требует, в то время как унижение отдается пульсацией во влагалище, вызывая настоящие потоки влаги.

Когда спустя короткое время слизываю помаду и вылизываю свои соки с его члена, а Роберт распаковывает презерватив, чтобы взять меня анально, я впервые в жизни чувствую, как моя влажность действительно стекает по моим ногам.

Оргазм, который он дарит мне после того, как кончил, заставляет меня быть настолько громкой, что Роберт, тихо смеясь, прикрывает мне рот.

— Вставить кляп? — тихо спрашивает он, когда у меня восстанавливается дыхание.

— Нет, пожалуйста, не надо, — поспешно отвечаю я.