Сливово-лиловый
Шрифт:
Роберт молчит — он не разговаривает со мной, кода берет меня таким образом. Я сжимаю губы, концентрируясь на унижении, на том факте, что он использует меня. Хотя он вбивается быстро и жестко, у него замечательная выносливость, и я понимаю, что, несмотря ни на что, он не желает супербыстрого перепихона. Он хочет наслаждаться этим, в конце концов, это все только для него. Мое удовлетворение не имеет значения, потому что ловлю свой кайф от того, что я объект, который можно совершенно спокойно заменить и который он использует, а затем отбрасывает в сторону. Чем дольше это происходит, тем отчетливее становится это чувство, тем неприятнее становится быть молча, грубо и без любви оттраханой — и он истинный мастер, позволяющий мне чувствовать
— Цвет?
— Зеленый, — хнычу я, и он отпускает меня, позволяя снова упасть вперед.
Он не спрашивает больше ничего, восстанавливает свой беспощадный ритм и вскоре, хрипя, кончает. Я тихо стону, когда он отстраняется от меня, и слышу, как он покидает комнату. Я знаю, что он стоит в дверях, наблюдая, пируя и наслаждаясь видом. Я прижата верхней частью тела к кровати, выставив задницу — даже само это положение позорно. Он знает, что я растоптана, что он может делать со мной все, что захочет. Я в прямом смысле ощущаю, как сильно он наслаждается своей властью, знаю, что теперь он чувствует себя намного лучше, потому что я послушно ему служила. Он снова входит в комнату, даже не потрудившись двигаться тихо. Он обходит вокруг кровати, любуясь своим творением, вещью, в которую он меня превратил. Его угрожающая аура и ясно ощутимое, изысканное чувство страха добавляют унижения. Он играет со мной и моим страхом. Он может чувствовать запах того, что я боюсь, запах того, что это он пугает меня, и он обожает мой страх так же сильно, как и я. Я вздрагиваю, когда он, для меня в прямом смысле слова непредвиденно, хватает меня за запястья и связывает руки за спиной. Затем переворачивает меня, растягивает, делает меня доступной, и телесный контакт снова разрывается. Я рассчитываю на все, что угодно. От ударов между ног или по груди, до зажимов и воска. Нет, воск я вычеркиваю. Старого одеяла не было на кровати, и я не чувствовала запаха свечи или спичек.
Мое воображение буквально захлебывается всевозможными сценариями, и все же знаю, что, конечно же, то, что Роберт сделает со мной, будет неожиданно. Он хорош в том, чтобы удивлять меня. Я слышу, как он проходит вокруг кровати туда, где находится моя голова.
— Ты ничего не сказала этим утром, даже глазом не моргнула…
Рядом с моим ухом, тихо — и, конечно, я совершенно выбита из концепта. Этим утром? Что тогда было?
— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Роберт.
— Тот факт, что Инга заигрывает со мной, при каждой возможности тычет мне в лицо сиськи, выпячивает свой маленький зад.
— Я… ох… она это делает?
Картинка возникает у меня в памяти. Роберт прав. Кроме того, она всегда хочет знать, каковы наши отношения. И она ни в коем случае не желает игнорировать Роберта. Она ищет его близости.
— Да, она делает. Ты еще этого не заметила? Ты и в самом деле такая невинная или просто притворяешься?
— Нет, я этого еще не заметила.
Малюсенький, восхитительный страх внутри меня растет, становится горячее, больше, и я чувствую, как мышцы моего влагалища сокращаются. Больше, я хочу еще больше этого.
— Почему нет? Разве это не интересует тебя? Тебе плевать на меня?
— Нет, ни то, ни другое, Роберт.
Моя грудь поднимается и опускается быстрее, возбуждение растет с каждой секундой, каждым словом, что произносит Роберт.
— Тогда значит, ты просто невнимательна? Рассеяна?
«Если мне захочется наказать тебя, я в течение пяти минут сфабрикую сценарий, в котором ты можешь только проиграть», — слышу голос Роберта в своей голове.
—
Страх, который струится через мое тело, все больше и больше усиливает мое возбуждение. Страх потерять Роберта, страх наказания и страх посмотреть ему в глаза после того, что он сделал со мной. Я знаю, что это еще не конец, что мы стоим еще только в самом начале очень напряженной сессии, на протяжении которой он будет играть с моими страхами, я буду наказана, использована и еще больше унижена. Пока не достигну точки, где он много-много дней будет богом моего мира, до точки, где ничто иное не достигнет меня, кроме его голоса. Последствия сессии, как физические, так и психические, будут сопровождать меня в течение нескольких дней. Глубоко внутри меня прорезается робкий голосок и спрашивает, что, если Роберт на самом деле прав? Инга на самом деле клеится к нему? Или это было просто совпадение, которое он использовал, чтобы добраться до моего страха?
Я тихо стону и позволяю горячей волне страха унести меня в глубины «Зоны».
Глава 38
Следующий рабочий день проходит спокойно, Инга держится от Роберта на расстоянии, оставляет его в покое. Я надеюсь, что это состояние окажется постоянным. Инга, помимо своей работы в приемной, занимается корректировкой расписания Майкла, который гораздо более терпим в этом отношении, чем Роберт. Я весь день нахожусь в приподнятом настроении, наслаждаясь следами вчерашнего вечера, и изо всех сил пытаюсь держать свои эмоции под контролем, чтобы не пасть на колени перед Робертом. Когда он зовет меня в свой кабинет и закрывает за собой дверь, мне действительно приходится бороться с собой. Соблазн велик, но Роберт качает головой. Он видит, что со мной происходит.
— Я ценю это, но не делай этого. Не здесь.
— Дома? — спрашиваю я, глядя вниз.
— Да. Дома.
Я киваю и жду, когда он скажет, что он хочет от меня. Находясь в глубине «Зоны» я иногда теряю дар речи — и, если что-то и говорю, то в основном заикаюсь.
— Ты вчера подписала эту накладную, — говорит он вполне деловым тоном и поднимает лист бумаги.
Я смотрю и снова киваю.
— Да, это была я.
— Куда ты сложила все? Я не могу найти…
— Что именно? Бумагу?
— Да.
— В шкафу в коридоре. Инга перенавела порядок. Эффективности ради…
— И почему эффективная Инга не может написать очень эффективное электронное письмо, которое информирует нас об этом?
— Я напишу.
— Нет. Инга напишет.
— Я скажу ей.
— Хорошо спасибо.
— Принести тебе бумагу? Может, что еще нужно?
— Я сам. Спасибо, Аллегра.
Роберт коротко улыбается мне и отпускает, я возвращаюсь в приемную, сообщаю Инге, что она должна написать и разослать циркуляр, и усаживаюсь за свой стол. Запускаю почтовую программу и открываю электронные письма, удаляю рекламу и обрабатываю запросы. Я немного ерзаю на своем стуле, вчерашняя сессия была насыщенной в том числе и для моей задницы, и более длительное сидение чувствительно напоминает мне многое из того, что Роберт делал со мной.
Я открываю следующее сообщение и замираю, когда читаю первые слова:
«Аллегра,
После того, как ты не пожелала со мной разговаривать, я попытаюсь достучаться до тебя этим способом. Я все еще очень беспокоюсь о тебе. Ты на ложном пути, и, пожалуйста, поверь мне, я это могу распознать. Ты в течение трех лет позволяла мне заглядывать в самые темные уголки твоей души — я знаю, что тебе нужно. И это не то, что дает тебе Роберт. Это слишком мало. Вот почему ты так несчастна. Я знаю, что ты думаешь, что счастлива, но это не так. Ты просто настолько привыкла к этому состоянию, что забыла, насколько ты цельная, если с тобой правильно обращаются. Помнишь ту глубокую умиротворенность, которую ты чувствовала, когда я надевал на тебя ошейник? Ты не скучаешь по этому?»