Сливово-лиловый

Скотт Клер

— Роберт, я…

Он снова стоит вплотную ко мне, вцепившись рукой мне в волосы, и шепчет мне на ухо:

— Я сейчас иду на спорт. У тебя было задание и в течение двух недель, ты и не подумала ничего сделать для его выполнения. Может быть, сейчас самое время? Или я должен натянуть стропы еще жестче, если хочу, чтобы мои желания исполнялись?

— Нет, Роберт.

— Тогда будь так добра и делай, как я приказываю тебе. Всегда. Даже если ты думаешь, что я не увижу, что ты делаешь.

— Да, Роберт. Я… я поняла.

— В самом деле? Только поняла?

Я хотел бы, чтобы ты усвоила это. Может, тебе стоит погрузиться в себя и подумать, что ты есть. И как ты хочешь, чтобы относились к тебе в будущем.

Я киваю и борюсь со слезами. Роберт находит абсолютно правильные слова, правильный тон, чтобы доставить меня туда, где он хочет меня видеть. Без лишних слов он покидает квартиру. Он вернется самое раннее через два часа. Я стою у стены и замечаю слезы, текущие по моим щекам, сперму Роберта, липнущую между бедер. Мои штаны все еще висят на лодыжках, трусики все еще отодвинуты в сторону, и мне очень стыдно за то, что я сделала прошлой ночью. Вытаскиваю купюру из выреза и бросаю ее, как если бы она горела.

Я приму душ, а затем посвящу себя этой задаче — и в будущем буду образцово-показательной. «Он даже не бил меня», — думаю я, складывая свою одежду в ванной, и все же я чувствую себя наказанной.

Глава 40

Спустя три часа Роберт возвращается, в прекрасном настроении, расслабленный, выжатый. Он приветственно целует меня, как будто ничего не случилось, и я следую за ним на кухню. Все еще очень глубоко в «зоне», я не могу покинуть ее так легко, не тогда, когда чувствую, что Роберт недоволен мной. Я застенчива и стеснительна, тиха и сдержана. Я не могу переключиться, мне это не под силу. Роберт понимает это и улыбается, знающий и довольный. Он чувствует, что происходит во мне, замечает, что меня это грызет, что я перевариваю то, что он сказал. Я усваиваю урок и до тех пор, пока не закончу, я останусь в «зоне». Уверена, что, пройдя этот процесс, я стану лучшей сабой. С каждым уроком, который выучиваю, связь между нами крепнет, я принадлежу ему больше, чем когда-либо. Два урока за раз — это очень много, и мне любопытно, почему он настаивал на этом странном способе мастурбации. Вероятно, только для того, чтобы показать мне, кто командует парадом — если нет, я смогу узнать причину позже. Или никогда.

Роберт варит кофе и кивает мне, чтобы я села. Он пристально следит за мной, обращая внимание на язык тела. Мы молчим, и я не хочу ничего, кроме как считать эту историю завершенной. Но мы еще не прошли этот этап. Когда кофе готов, Роберт ставит мне чашку, и я тихо благодарю его.

— Ты воспользовалась временем, — говорит он — утверждение, не вопрос. Он знает, что я провела время без него, делая то, что он от меня ожидал.

Я киваю и делаю глоток кофе.

— Тебе есть над чем поразмыслить.

— Да.

— Это хорошо. Очень хорошо. Это радует.

— В самом деле? Почему?

— Потому что это означает прозрение, самопознание. И это первый шаг к совершенствованию, верно?

— Да.

—

Если бы я банально избил тебя, это ничего бы не изменило. Ты бы, конечно, чувствовала себя лучше, но учебного эффекта не было бы.

— М-м-м… — мычу я и опускаю глаза. Быть кем-то воспитываемой, будучи взрослой женщиной, стыдно, да еще и с пояснениями, как именно тебя будут воспитывать.

— Чисто физическое наказание тебя слишком возбудило бы — и ты бы мастурбировала со слишком большим удовольствием.

Я чувствую, что краснею, мое дыхание учащается.

— Ты использовала вспомогательные средства, Аллегра?

— Нет, — тихо отвечаю я, — только мои пальцы.

— Смотри на меня, когда говоришь со мной.

Я глубоко вздыхаю, смотрю ему в глаза и повторяю ответ.

— Сколько раз ты кончила?

— Три раза.

— Только три раза? Почему только три раза?

— Это… это не заводило.

Я сделала это только три раза, потому что он сказал «несколько раз», а три раза является своего рода наименьшей формой понятия «несколько раз». Роберт знает это, и, я осознаю это, он ожидал этого.

— Ты хотела расплакаться, верно?

— Да.

— Ты поддалась этому желанию?

— Да, я сделала это.

— Почему?

— Потому что тебя не было рядом, и это было неправильно. Потому что ты злишься на меня. Потому что я поступила глупо.

— Была ли ты удовлетворена?

— Нет, совсем нет.

— Тебе понадобилось много времени, чтобы кончить.

— Да. Так много, как никогда. Я думала, что не смогу этого сделать.

У меня нет слов о том, как сильно мне не хватало Роберта, его голоса, его прикосновений, тихих приказов, мягкого издевательства. «Я абсолютно зависима от него, — думаю я, — секс без Роберта трудно представить. И если это и удается, то он довольно дерьмовый и совершенно неудовлетворительный».

— Почему ты не воспользовалась вспомогательными приспособлениями? — спрашивает он и улыбается. Я знаю, что он сейчас подходит к сути. К соли урока, которую я сама даже еще не распознала. Могу поспорить. Он же, со своей стороны, предвидел, что будет, как я отреагирую, и рад, что его план сработал.

— Вещи принадлежат тебе, и я не знала, могу ли я…

Я смотрю в пол. Я не брала ничего из его комода, чтобы, не дай бог, не накосячить еще больше. Конечно, прямо он не запрещал этого, но рисковать не хотелось. Роберт берет меня за руку и сжимает ее. Он молчит, пока я не посмотрю ему в глаза.

— Ты тоже принадлежишь мне, но позволила первому встречному прикасаться к моей собственности. Ты боишься трогать мои вещи, использовать бездушную игрушку, но у тебя не было сомнений, когда ты позволяла незнакомцу лапать и целовать то, что для меня важнее всего. Почему это так?

— Я не знаю.

— Но я знаю, Аллегра. Потому что ты не понимаешь, насколько ты ценна для меня. Насколько ты мне принадлежишь. Как я ненавижу, когда к тебе липнут другие мужчины.

— Я… я не знаю, что сказать.