Сливово-лиловый
Шрифт:
— О, пожалуйста, нет… — стону я и откидываюсь назад.
Он ложится рядом со мной, и его пальцы рисуют узоры на моем животе.
— Посмотрим, будет ли кольцо работать само по себе. Если нет, я подумаю о чем-то еще, о чем-то, что будет поддерживать значение кольца… ну… немного более очевидно, более ощутимо…
— Роберт, пожалуйста… — шепчу я и закрываю глаза.
— Пожалуйста, что, именинница? — тихо спрашивает он и окончательно закрывает дверь в «зону» позади нас. Мы на лугу и отправляемся на прогулку.
— Ты можешь чего-то пожелать, детка, — говорит он, скользя рукой между моих ног, которые автоматически раздвигаются
— Кулак, — бормочу я, — можно твой кулак во мне…?
— Разве я не говорил, что тебе это понравится?
Роберт тихо смеется и, прежде чем повернуться ко мне, снимает кольцо с пальца и убирает его в сторону. Он ни в коем случае не желает мне в процессе навредить, поэтому ради безопасности он снимает кольцо.
— Твое кольцо… — шепчет он, — …остается на месте, поняла? Я хотел бы, чтобы ты всегда носила его.
— Да, Роберт. Я всегда буду носить его.
И это последние связные, осознанные слова, которые срываются с моих губ в течение следующих нескольких часов.
Глава 42
— Выкладывай: что он тебе подарил? — спрашивает Сара вечером, когда мы сидим в баре и ждем Мелинду. Фрэнк и Роберт стоят в нескольких метрах от нас у барной стойки и ведут мужскую беседу.
— Книгу, корсаж, билеты в театр и это кольцо.
Я протягиваю руку Саре, и она восторженно присвистывает.
— Вы обручились?
— Нет, не обручились. Без паники.
— О, хорошо. По-моему, в помолвках есть что-то такое мещанское. Если кто-то говорит: «Это моя невеста», у меня возникает позыв блевануть прямо на стол.
Сару передергивает от отвращения, и я улыбаюсь. Я чувствую то же самое. Она расслабленно откидывается назад и продолжает разговор:
— Я уже рассказывала тебе, что Фрэнк подарил мне на день рождения?
— Нет, еще нет. Что же?
— Кольцевой кляп.
— М-м-м, — протягиваю я, не зная, как к этому отнестись. — Ты желала его или…?
— Нет, эта идея возникла у него спонтанно. После того, как я укусила его.
— Ты укусила его? Нечаянно, верно?
— Нет, намеренно. Совсем чуть-чуть. Понимаешь, я была на взводе. У нас никогда не идет все гладко. Нам нравится противоборство.
Думаю, что Сара и Фрэнк живут совсем не так, как мы. Там, где я сразу бы опустилась на колени, Сара говорит: «Ох, не-е-е, я не в настроении. Заставь-ка меня».
Фрэнк ведет себя так же, когда позволяет Саре доминировать над собой. Я сражаюсь с Робертом только в том случае, если он хочет сопротивления — или если он слишком сильно встряхивает прочную границу. Что происходит довольно редко, а если и случается, Роберт немедленно прекращает, почти всегда, прежде чем я могу сказать «желтый». У него очень хорошее чутье на это.
— Я знаю, — только и говорю я, улыбаясь.
— Боже, эта штука, по моему мнению, потрясающая, — восхищается Сара, и я киваю.
Я испытываю сильную «любовь-ненависть» к кольцевым кляпам. Роберт не использует наш регулярно. Дело в том, что они чрезвычайно унизительны, потому что выполняют три функции: человек больше не может вразумительно говорить, не может закрыть рот, и менее чем через две минуты начинает пускать слюни. Из-за этого очень высокого потенциала унижения я люблю его, но всегда чувствую, что ношение само по себе является относительно неприятным, поэтому — «любовь-ненависть». Редко я чувствовала себя более «опущенной», чем в тех случаях,
— О чем вы только что говорили? — спрашивает Фрэнк, снова садясь на стул.
Роберт опускается на свой и обнимает меня, нежно целуя в висок.
— О кольцевом кляпе, — отвечает Сара и кладет руку Фрэнку на щеку, кратко целует его и что-то шепчет ему на ухо.
Фрэнк улыбается и откидывается назад.
— Эй, — говорит Сара, — что это значит? Я что, не получу ответ?
Фрэнк смотрит наигранно нервно в направлении потолка и ничего не говорит. Сара прищуривает глаза, но Фрэнк, на данный момент, спасен, потому что к нашему столу подходит Мелинда, поздравляет меня и садится. Мелинда так же восхищенно любуется кольцом и хвалит Роберта за его прекрасный вкус. Истинное значение, понимание скрытого смысла, с каждой минутой все глубже проникают в мой мозг, в мою душу, и я ощущаю кольцо, как оковы вокруг безымянного пальца. Как невидимую связь, которая теснее приковывает меня к Роберту, которая привязывает меня к нему и дарит мне эту драгоценную свободу быть тем, кто я есть.
Мелинда — ничего не подозревая — как всегда, очень быстро берет инициативу беседы на себя и отвлекает нас от «взрослой» темы. Вечер проходит незаметно, и, когда бар закрывается, меня потряхивает от предвкушения. Я хочу этого и знаю, что Роберт это чувствует.
— Кольцо работает, — говорит он, выезжая с парковки бара.
— Да, — тихо отвечаю я, безмерно счастливая находиться с ним наедине, чтобы иметь возможность закрыть дверь в «зону» позади себя. Еще будучи с Мареком, я заметила, что очень восприимчива к определенным типам манипуляций, но только после того, как сошлась с Робертом, поняла, насколько действительно завожусь от этих чисто психологических штучек — потому что именно в его исполнении они невероятно интенсивно действуют на меня.
— Даже лучше и интенсивнее, чем я надеялся. Ты возбуждена, Аллегра?
— Да.
Улыбка на его лице заставляет бабочек порхать в моем животе.
— Скажи мне, что ты чувствуешь.
— Покалывание, возбуждение, нетерпение. Я… ты знаешь… Я хочу, чтобы ты относился ко мне соответственно, Роберт.
— Скажи мне, что ты есть, чтобы я мог относиться к тебе соответственно.
О Боже. Я глубоко вдыхаю и чувствую, как краснею, потому что меня захлестывает стыд, потому что должна озвучить то, что я есть.
— Я ненасытная, похотливая… подстилка… и…
Мой голос становится тише, и Роберт выключает радио.
— Что-что? — спрашивает он, а я так хорошо знаю, чертовски хорошо, что он понял меня еще с первого раза. Но он хочет, чтобы я сказала это снова.
— Я ненасытная, похотливая подстилка.
— Ты полностью доступна? — спрашивает он, протягивая руку к моей, кратко сжимает ее, прежде чем снова взяться за рычаг переключения передач. Его так сильно заводит, что я до сих пор испытываю стыд, озвучивая для него все то, что иначе никогда не произнесу вслух. А меня заводит то, что я прогибаюсь под его волей, сама формулируя свое унижение.