Сливово-лиловый
Шрифт:
— Это стоит того, чтобы почаще вставать на четверть часа раньше… — шепчет он. — Молодец, Аллегра.
— Спасибо, — отвечаю я, очень радуясь похвале.
— Ты мокрая? — спрашивает он меня на ухо, и я чувствую, как краснею.
— Да.
— Хорошо. Очень хорошо.
Он улыбается той грязной улыбкой, которую я так люблю, и выходит из кухни. Я следую за ним в прихожую и беру свою куртку и сумочку. Вздыхаю про себя, с одной стороны, расстроенная, с другой — в предвкушении, потому что чувствую, что сегодня мне не будет позволено кончить. Он будет смаковать мое отчаяние,
***
На работе я сначала занята с Арне, прежде чем в полдень ловлю Ингу, в буквальном смысле на горячем, когда она наматывает круги вокруг расписания Роберта. Кажется, эффект от взбучки действовал всего две недели.
— Инга. Забудь об этом. Держи свои ручонки подальше. Я предупреждаю тебя.
— Хорошо, хорошо… — вздыхает она.
В этот момент из-за угла выходит Роберт в сопровождении потенциального клиента и прощается с ним. Проходит к нам за стойку и открывает один из стенных шкафов, в котором, среди прочего, находятся старые, нереализованные разработки. Роберт приседает, чтобы посмотреть нижние папки, и Инга действительно пялится на его задницу.
— Инга! — шиплю я.
— Извини, — шепчет она в ответ и улыбается.
Роберт достает папку, которую искал, выпрямляется и начинает просматривать ее. Его задница волшебным образом снова привлекает взгляд Инги. Мечтательно и полностью зачаровано, ее взгляд прилипает к пятой точке Роберта, и она, погруженная в свои мысли, начинает жевать карандаш.
Ее не отвлекает даже звонящий телефон, настолько она увлечена своей маленькой фантазией о заднице Роберта. Мне приходится пнуть ее в голень — не сильно, конечно, — но это тоже не помогает. Поэтому я вынуждена сама снять трубку. Пока аппетитный филей Роберта находится за стойкой, от Инги, однозначно, не будет никакого толку. А Роберт не торопится, у него прорва времени. Переводя звонок по назначению, думаю, что он мог бы отнести идиотскую папку в свой кабинет.
— Госпожа Вайзер, — говорит Роберт, и Инга вздрагивает и вынимает карандаш изо рта.
— Да?
— Вы знаете функцию зеркал? — спрашивает он и оборачивается.
Я не могу сдержать смех.
— Да, я знаю, а что? — спрашивает Инга и растерянно смотрит на меня.
— Я могу видеть Вас. В этом зеркале, — Роберт указывает в направлении зеркала и улыбается, — Ясно?
— Ох. Хм-м, да. Прошу прощения.
— Нет проблем. Но одна вещь должна быть вам совершенно ясна.
— М-м-м, и какая? — спрашивает Инга, нервно прочищая горло.
— Эта задница принадлежит Аллегре. Только Аллегре. Я ясно выразился? — Он усмехается, и Инга кивает.
Это лишило ее дара речи. Роберт смотрит на меня, и мне становится жарко, мне становится стыдно от мысли о сегодняшнем утре, об Аллегре, стоящей на коленях на кухонном полу в ее офисном костюме и преданно служащей своему хозяину. Роберт понимает, о чем я думаю, и улыбается. Его взгляд блуждает по моему костюму.
— Аллегра, — говорит он, и мне в очередной раз становится любопытно, как ему всегда удается
— Да, конечно, — отвечаю я и следую за ним.
Он открывает дверь, пропуская меня вперед. Слышу, как он закрывает дверь, как поворачивается ключ. Чувствую его руки на плечах, он разворачивает меня и прижимает к закрытой двери. Его губы накрывают мои, и мы целуемся страстно и долго. Он тяжело дышит, оторвавшись от меня после целой вечности, и снова отпирает дверь.
— Извини, — шепчет он, — я знаю, что это противоречит нашему соглашению… но я… должен был это сделать. Вид этого костюма будет возбуждать меня до конца моей жизни…
— Спасибо, что поставил Ингу… на место. Ты более чем заслужил поцелуй… — улыбаюсь, прижимая ладонь к его небритой щеке.
Глава 41
В начале апреля, накануне моего 30-летия, я навещаю маму и приношу ей в очередной раз заказ из азиатского магазина… За кухонным столом сидит неизбежная Барбара и планирует дискуссионный вечер женской ассоциации. Сегодня исключительно теплый день, и впервые этой весной я надела обтягивающие джинсы до колен, а также футболку и курточку с капюшоном. Я запрыгиваю задницей на столешницу, прямо рядом с микроволновой печью — с самого детства любимое мною место на кухне моей матери, хотя теперь мне приходится наклоняться далеко вперед, если ей что-то нужно из шкафа за моей головой. Я ставлю локти на микроволновую печь и болтаю ногами.
— Бритые? — спрашивает Барбара, указывая на мои голени.
— Нет. Шугаринг, — отвечаю я и внутренне стону.
— Ты везде гладкая? — тут же спрашивает она, и я стискиваю зубы. Черт возьми, Барбара — самый любопытный человек, которого я знаю.
— Да, — отвечаю я, — везде.
— Для Роберта?
Я могла бы сейчас солгать и сказать, что просто делаю эту не самую приятную процедуру для себя, но с Барбарой я всегда была на ножах, и это никогда не изменится.
— Да. Он так хочет.
Я не могу удержаться от улыбки, потому что Барбара, понятное дело, снова теряет самообладание.
— Невероятно, — язвит она, — то, что ты делаешь и позволяешь делать со своим телом только для того, чтобы угодить этому примитивному сексисту.
— Барбара! — предупреждающе произносит мама.
Несмотря на все феминистские предубеждения, ей нравится Роберт. Он так же уважительно к ней относится при каждой встрече. Она полностью покорена им и его обаянием. Барбара глубоко вздыхает, закрывает глаза, делает медитативный жест, и я прячу улыбку в кулак.
— Кофе? — спрашивает мама, и я киваю, автоматически наклоняясь вперед, чтобы она могла достать чашку из шкафчика.
Барбара шокировано втягивает воздух — и я понимаю, что она смотрит прямо в мой вырез, прямо на две гематомы, которые украшают мою грудь в течение последних двух дней.
— Что это?
— Синяки. В твоем возрасте, Барбара, ты наверняка видела что-то подобное… — отвечаю я, подтягивая вырез футболки повыше.
— Что он сделал с тобой, черт возьми?
— Ты знаешь это, Барбара.