Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)
Шрифт:
Однажды мать пришла в гостиную с какой-то зверюгой – у нее была длинная шея и еще более длинный и тонкий хвост, который мама воткнула в розетку. Мама нажала на кнопку, и зверь жалобно завыл. Мама не выпускала его из рук, а он принялся елозить мордой по полу. Иногда зверь опускался на лапы, вернее, на колесики.
Я и раньше видела пылесос, но как-то не задумывалась о его предназначении. Я подобралась поближе и присела на корточки, чтобы быть с ним одного роста: я уже успела заметить, что любой предмет гораздо удобнее рассматривать, если он находится прямо перед глазами. Я следила за каждым его движением и прижалась щекой к ковру,
Нечто он обращал в ничто: это было деяние, достойное бога.
У меня сохранились довольно смутные воспоминания о совсем еще недавней поре, когда я сама была богом. Временами в моей голове вдруг раздавался голос, напоминавший мне о той невразумительной полосе моей жизни: «Ты что, забыла? Это я! Ну-ка вспомни! Я живу в тебе!» Я не знала, как это понимать, но мое существование в роли бога представлялось мне вполне правдоподобным и даже приятным.
И вот я встретила своего собрата: пылесос. Ну разве это не божественное деяние: нечто обращать в ничто? Кому это может быть подвластно, кроме бога? Напрасно я думала, что бог есть бог и ему ни к чему доказывать свое всесилие. Вот если бы я могла совершать подобные сверхъестественные чудеса!
«Anch’io sono pittore!» [17] – воскликнул Корреджо, увидев полотна Рафаэля. Я пришла в такое возбуждение, что готова была воскликнуть: «Я тоже пылесос!»
Я уже было открыла рот, но вовремя спохватилась: не стоит опережать события – мой словарный запас насчитывал всего два слова, и будет странно, если я вдруг заговорю целыми фразами.
Но теперь я твердо знала, какое слово произнесу третьим.
Не медля ни секунды, я открыла рот и выговорила по слогам:
17
Я тоже художник! (ит.)
– Пы-ле-сос!
Мать замерла от удивления. Затем она выпустила шланг из рук и побежала звонить отцу:
– Она сказала третье слово!
– Какое?
– Пылесос!
– Превосходно! Она будет замечательной хозяйкой!
Я думаю, он был немного разочарован.
Выбирая третье слово, я явно перестаралась. Не буду так мучиться из-за четвертого. Поскольку я ничего не имела против моей сестренки, которая была старше меня на два с половиной года, я выбрала ее имя.
– Жюльетта! – громко крикнула я, глядя ей прямо в глаза.
Человеческая речь обладает безграничной властью: стоило мне произнести имя моей сестры, как мы тут же страстно возлюбили друг друга. Моя сестренка заключила меня в объятия и крепко прижала к себе. Слово – как приворотное зелье. Оно соединило нас навсегда, как Тристана и Изольду.
Теперь предстояло выбрать пятое слово. Только не имя брата, который был старше меня на четыре года! Ни за что на свете не сделаю такого подарка этому несносному мальчишке, который каждый день читает у меня над ухом какого-то «Тентена» [18] . Он обожал меня дразнить. Вот возьму и в наказание вообще не буду называть его по имени. Нет имени – нет и брата.
18
«Тентен» –
Еще с нами жила Нисио-сан, моя японская нянюшка. Она была сама доброта и лелеяла меня как цветок. Говорила она только по-японски, но я понимала каждое ее слово. Поэтому мое пятое слово было японским – я выбрала ее имя.
Итак, я одарила именами уже четырех человек. И стоило мне обратиться к кому-нибудь из них по имени, как они расцветали от счастья. Теперь я понимала, как много значит слово. И как много значит имя: благодаря ему люди верят, что они существуют. Как будто они в этом сомневались. И нуждались в том, чтобы я им это подтвердила.
Так что же, разговаривать – это значит дарить жизнь? Вовсе не обязательно. Люди вокруг меня говорили с утра до вечера, но далеко не каждый разговор получал чудодейственное продолжение. Вот, к примеру, о чем беседовали мои родители:
– Я пригласил Трюков на двадцать шестое.
– Кто это такие – Трюки?
– Да что с тобой, Даниэль? Ты же их прекрасно знаешь. Мы раз двадцать встречались с ними на разных обедах.
– Не помню. Что это за Трюки?
– Вспомнишь, когда придут.
Мне казалось, что после такого разговора эти пресловутые Трюки не станут реальнее, чем до него. Скорее, наоборот.
А вот как протекали диалоги брата с сестрой:
– Где моя коробка с конструктором?
– Не знаю.
– Врешь! Это ты ее взяла!
– Не я!
– Ты скажешь или нет, куда ты ее задевала?
После чего начиналась драка. Разговор в данном случае служил прелюдией к потасовке. Когда со мной разговаривала нежнейшая Нисио-сан, то она, с тихим японским смешком, рассказывала мне о том, как ее младшую сестренку раздавил поезд, следовавший из Кобе в Нисиномийа. Каждый раз, когда она рассказывала мне эту историю, слова моей доброй нянюшки убивали маленькую девочку. Получалось, что разговаривать – это значит и убивать.
Вслушиваясь и вдумываясь в чужой язык, я пришла к заключению, что говорить – это одновременно создавать и разрушать. И с этим человеческим изобретением нужно быть поосторожнее.
Впрочем, я заметила, что есть и вполне безобидные слова: «Хорошая погода, не правда ли?» – или: «Дорогая, как вы хорошо выглядите!» В таких фразах нет ничего метафизического. Их можно произносить сколько угодно и без всякой опаски. Можно и вовсе не произносить. От этого ничего не изменится. Скорее всего, с помощью таких фраз собеседника предупреждают, что его не собираются убивать. Это вроде водяного пистолета моего брата. Когда он стреляет в меня из него и кричит: «Пах! Ты убита!» – я становлюсь вся мокрая, но все же не умираю. Да, наверное, к таким фразам прибегают, чтобы предупредить: оружие заряжено холостыми патронами.
Вполне понятно, что моим шестым словом стала «смерть», что и требовалось доказать.
В доме стояла непривычная тишина. Мне захотелось узнать, почему это у нас вдруг так тихо, и я спустилась по главной лестнице. В гостиной я увидела отца – он плакал. Я не поверила своим глазам. Это был единственный раз в жизни, когда я видела отца плачущим. Мама обнимала и утешала его, как большого ребенка.
Она сказала мне шепотом:
– У нашего папы нет больше мамы. Твоя бабушка умерла.