Словарь современного молодежного жаргона
Шрифт:
– Конечно.
– Отлично. Ты поможешь Маццотте.
– Какой смысл допрашивать этих ублюдков? – спросила Раис.
– Технически это передопрос в новых обстоятельствах, – пояснил Фарчи. – Учитывая, что главный подозреваемый умер, не признавшись, для окончательного закрытия дела обвинению нужны неопровержимые доказательства… Теперь, когда лидер их секты скончался, у нас больше шансов на сотрудничество с его людьми.
– Вы думаете, его смогут обвинить в убийстве? – спросила Ева.
– Цель такова, да. При этом вам придется попытаться понять, участвовали ли они в преступлении, насилии и во всем остальном. Понятно?
Кроче кивнула. Это была бы прекрасная возможность познакомиться с Маццоттой поближе и, кто знает, может быть, даже поговорить с ней о профессоре антропологии.
– Все должно быть достаточно просто: если вы поймете, что они участвовали в изнасилованиях, предложите им смягчение наказания в обмен на официальное обвинение против их лидера… Судья все равно попытается найти правовую основу, чтобы их поиметь.
– А я? – спросила Раис.
– Хочешь прогуляться? – спросил шеф.
– Лучше, чем сидеть в чулане и просматривать стенограммы тридцатилетней давности… Куда мне идти?
– Вкратце: Тромбетта нашел между зубами бедной Долорес волокна плоти. Он подумал, что девушка укусила нападавшего или одного из нападавших. И оказался прав.
– Скажи мне, что вам удалось установить личность ублюдка… – прошептала Раис.
Фарчи кивнул:
– Единственная хорошая новость дня. Это Иван Куррели, адепт, которого не было на месте происшествия в ночь рейда. Некоторые считают его правой рукой лидера. Наша идея, моя и Ниедду, заключается в том, что парень сбежал с Мелисом, а затем они разделились… Мы сразу нашли его в базе данных, потому что у этого ублюдка уже есть история сексуального насилия.
– Ну и мудак… Что делать? – спросила Раис.
Фарчи достал из кармана мобильник и быстро что-то написал.
– Иди по этому адресу с другими ребятами из команды, – сказал он, показывая ей свой мобильный телефон. Вот только в заметках, которые он открыл, был не адрес, а сообщение:
«Я больше не знаю, кому могу доверять. Кто-то сливает информацию. Возьми этого мудака и присмотри за другими. Сообщишь мне. Никому другому».
Читая, Раис замерла.
– Все понятно? – спросил Фарчи.
– Понятнее некуда, – сказала Мара. Если шеф не хотел произносить это вслух даже среди своих коллег по оперативной группе, это означало, что ситуация была еще хуже, чем она подозревала.
– Отлично… Мне нужно идти на пресс-конференцию, чтобы сообщить СМИ об этой херне с Мелисом. Они начнут нас прессовать.
– Я тебе не завидую, – сказала Раис.
– Синьор, как насчет того, что я сказала вчера? В связи с событиями сегодняшнего утра? – спросила Ева, понизив голос.
– У меня сейчас нет времени говорить об этом, Кроче… Знай, что я тоже начинаю смотреть на вещи по-другому, – сказал Фарчи.
По его взгляду женщины поняли, что он тоже чувствует, что запахло жареным, но управление было неподходящим местом, чтобы вести подобные разговоры.
– А теперь идите и будьте осторожны.
– Новости от Деидды? – спросила Мара.
– Она все еще в искусственной коме, – ответил Фарчи. – Но врачи говорят, что…
Его сотовый телефон завибрировал.
– Я должен ответить, – извинился он. – Будьте начеку.
Глава 88
Фургон государственной полиции, Кальяри
Мара Раис взглянула на полицейских в тактическом снаряжении и мысленно прокляла Фарчи за то, что тот заставил ее делать за него грязную работу. Внутри напряжение нарастало до небес, что привело к всеобщей тишине. Первоначальный всплеск адреналина сменился почти парализующим чувством страха. Всем было хорошо известно, что последний рейд закончился кровавой баней с двумя телами на земле. Их коллега сейчас боролась за жизнь. Мара должна была подумать об этом: ее жизнь потенциально в опасности, и если что-то пойдет не так, ее дочь заплатит за последствия. Вместо этого глаза и уши продолжали фиксировать детали, обрывки разговоров, взгляды и нервный тик коллег; Раис пыталась понять, кто из них перешел на другую сторону баррикады.
«Этот ублюдок Фарчи хорошо все подготовил, – подумала она. – Они уже не доверяют тебе, а если к тому же узнают, что ты за ними присматриваешь, все кончено».
…После эпизода насилия и предательства коллеги, перешедшей на сторону Дель Греко, квестор – чтобы отомстить Маре – распространил слух, что ее «заявление о домогательствах» было попыткой обвинить начальника, подвергая сомнению его следственный метод. Полная чушь: Дель Греко был просто сексуальным хищником в парадной форме, но эта инсинуация пустила корни в отделе убийств, расползаясь, как ядовитое и плотоядное растение, по всему управлению. С тех пор ни один детектив-мужчина не хотел иметь с ней ничего общего, опасаясь, что при малейшем разговоре инспектор может снова обвинить кого-то в домогательствах. Что касается коллег-женщин, то они боялись, что, общаясь с Марой, окажутся в черном списке Дель Греко, что означало попрощаться с карьерой. Поэтому они полностью изолировали ее, как будто она болела чумой. В некотором смысле перевод в отдел нераскрытых преступлений был для нее благом…
«Помимо психопатов – у тебя уже есть этот ярлык – есть еще один вид людей, вызывающих ненависть, – подумала Мара. – Осведомитель. Шпион… И это то, о чем тебя попросил Фарчи. Ты действительно хочешь пойти на этот риск? Что ты хочешь доказать?»
Она наблюдала за своими молчаливыми коллегами, не в силах дать себе ответ.
Глава 89
Отдел убийств и преступлений против личности, полицейское управление Кальяри
Первая попытка не удалась: адепт ничего не сказал, предоставив слово своему адвокату, который, как попугай, повторял одну и ту же формулу:
– Мой клиент пользуется правом не отвечать.
Аделе Маццотта минут пятнадцать продолжала шквал вопросов, а затем, не увидев никакого сотрудничества, приказала доставить подозреваемого в тюрьму.
Судья сказала, что ему нужен перерыв, и Ева воспользовалась возможностью, чтобы позвонить Паоле Эрриу из комиссариата Карбонии, с которой она обменялась последними новостями о расследовании.
Как только разговор закончился, она взяла себя в руки и вышла на улицу, где Маццотта нервно курила. Ей было достаточно побыть рядом с ней несколько минут, чтобы понять, что женщина втянута в дело Долорес телом и душой и что тяжесть, которая давит на нее, подпитывается глубоким чувством вины перед девушкой.