Слово и части речи
Шрифт:
Традиционная модель словообразования связана с большими трудностями. Опять-таки грамматические аффиксы (в данном случае аффиксы производящего слова) лишь добавляют лишнюю информацию, от которой надо потом отвлекаться. Кроме того, даже в русском языке не редкость – когда производящее слово вообще отсутствует или производящими могут с равным правом считаться несколько слов, см. анализ таких слов в [Лопатин 1977: 92–97]. В русском языке связанные корни не так часты, но для языков с развитым корнесложением их существование представляет собой серьезную проблему. Например, в китайском по происхождению слое лексики японского языка сложные слова, состоящие из самостоятельно не употребляющихся корней, – скорее норма, чем исключение [Пашковский 1980: 92, 94]. Здесь неприменимо понятие производящего, а следовательно, и производного слова. А рассмотрение сложного слова как состоящего из слов, восходящее еще к античности, противоречит обычным принципам науки: не принято же считать, что молекула состоит из молекул, а атом из
Правда, есть случаи, когда традиционные подходы работают лучше. Это бывает, если слово произведено не от основы, а от целой словоформы, см. примеры вроде большевик и недавнее растишка. Но это все же периферия словообразования, а в обычных случаях проще считать, что слово образовано от основ.
Таким образом, сравнение подходов пока в основном свидетельствует о преимуществах подходов, не связанных со словоцентризмом. Словоцентрический подход смешивает не совпадающие между собой единицы языка, пользуется нестрогими и с трудом допускающими уточнение и формализацию понятиями 20 , постоянно приводит к противоречивым описаниям. Несловоцентрические подходы позволяют этого избежать.
20
Показательно такое высказывание о лексеме в традиционном смысле: “Наивное” понятие внутренне эклектично: думается, что такой пестрый букет критериев не нужен ни на одном уровне и ни для одного межуровневого компонента» [Крылов 1982: 134].
Но, пожалуй, самый серьезный аргумент в пользу несловоцентрических подходов – их универсальность. Традиционный словоцентрический подход казался естественным, пока основным объектом лингвистического описания были флективные языки Европы. «Лингвисты, как бы они ни расходились в употреблении таких грамматических терминов, как “слово”, в любом случае согласны в отношении образцовых примеров» [Базелл 1972: 29]. Как уже говорилось, словоцентрический подход основан на очевидности понятия слова, которое носители флективных языков воспринимают как непосредственную данность (что не исключает существования отдельных сложных случаев). Но для языков иного строя исходить из такой очевидности невозможно. Применение словоцентрического подхода в его привычном варианте к каждому языку, известное по многовековой традиции миссионерских грамматик и не исчезнувшее до сих пор, показало свою неадекватность. Выше уже говорилось о разбросе точек зрения для японского языка, где может влиять даже родной язык исследователя (например, русский или английский), об этом разбросе я буду еще говорить в 1.8. Если при несловоцентрическом описании различия в понимании слова могут сводиться лишь к терминологической несогласованности («словом» могут быть названы разные единицы), то разные представления о слове при словоцентрическом подходе делают описания несопоставимыми.
Несловоцентрические концепции, особенно исходящие из первичности морфемы по отношению к слову, несмотря на свои собственные трудности, оказываются более универсальными, поскольку «морфема, как более простая единица, интуитивно яснее, чем слово: в частности, тут не может быть таких переходных этапов, которые имеют место при оценке служебных морфем в аналитических конструкциях (иногда неясно, следует ли считать эти формы словом или морфемой)» [Успенский 1965: 53]. Отмечу и тот факт, что из различных единиц, перечисленных в предыдущем разделе, самая близкая к традиционному представлению о слове – морфологическое слово – выделяется в общем виде с наибольшим трудом (пусть во флективных языках дело обстоит иначе). Отсюда ее отрицание как универсальной единицы, да и ее содержательная ценность менее всего очевидна.
Если стоять на почве строго лингвистического подхода в смысле изучения того, что Ф. де Соссюр называл языком, то у словоцентрического подхода можно найти лишь немногие преимущества, например однотипное рассмотрение флексии и внутренней флексии (сходство терминов показательно), трактовка слов типа большевик. К этому, может быть, следует добавить и что-то еще, но вряд ли таких случаев особенно много. Однако в последующих разделах главы будет показано, что словоцентризм имеет основания, однако для того, чтобы их найти, нам придется выйти за пределы строго лингвистического подхода.
1.6. Следует ли обходиться без слова?
Казалось бы, словоцентрический подход устарел и может быть оставлен. Можно идти еще дальше и исключить из лингвистики понятие слова вообще. Такая точка зрения существует.
Движение в этом направлении, как упоминалось выше, началось в ряде направлений структурализма, особенно в дескриптивизме, см. об этом [Основные 1964: 197–198]. Здесь морфема стала считаться более важным понятием, поскольку ее легко определить (хотя в конкретном описании не всегда легко выделить), тогда как статус слова неясен, а удовлетворительных его определений не было. См. оценку Л. Блумфилда у М. М. Гухман: у него «слово как определенная языковая единица практически исключается из анализа» [Гухман 1968: 14]. Если у Л. Блумфилда понятие слова еще сохраняется, то в середине ХХ в. такой подход стал доводиться до логического завершения. Британский исследователь пришел к выводу о том, что слово вообще не является единицей языка, это лишь условный или произвольный (conventional or arbitrary) сегмент [Potter 1967: 78]. Обходится без понятия слова и концепция А. Мартине, где под морфологией понимается вариация и комбинирование монем (морфем) [Мартине 1963 [1960]: 376–379]. Как отмечает В. Г. Гак, отказ от слова часто встречался во французской лингвистике ХХ в. [Гак 1986: 43]. См. и точку зрения М. Бейкера: слово – особенность языков с богатой морфологией. Бросается в глаза, что полный или частичный отказ от слова распространен в англоязычной и франкоязычной науке; В. Г. Гак связывает его с затруднением выделения слова во французском языке [Там же]. А отечественная лингвистика не отказывается от этого понятия. Характерно, что В. Г. Гак отказ считать слово основной единицей признает недостатком концепции А. Мартине [Там же: 11]. Впрочем, к такой точке зрения очень близко подошел С. Е. Яхонтов, отказавшись от «слова вообще»; и он, кстати, был исследователем нефлективного китайского языка. Еще один шаг в направлении отказа от слова делается в работах вроде вышеупомянутой статьи [Bickel, Z'u~niga 2017].
Генеративная лингвистика также чаще не уделяет внимания слову и другим морфологическим единицам, подчиняя морфологию синтаксису и включая слова в более общее понятие phrase 21 . На задний план может отходить и морфема, но не настолько, как слово: см. мнение М. Бейкера об универсальности понятия морфемы и ограниченной применимости понятия слова. Отказ от выделения слова, однако, может встречаться и у лингвистов, не работающих в рамках генеративизма.
21
Этот термин, занимающий большое место в англоязычной лингвистике разных направлений, не имеет устойчивого русского эквивалента (фраза в русском
Показательна недавно появившаяся статья известного типолога [Haspelmath 2011]. Ее автор рассматривает различные существующие в науке попытки определить слово или хотя бы выяснить структурные свойства этой единицы и убедительно показывает, что они дают противоречивые результаты и всегда, так или иначе, расходятся с традицией. Также отмечено, что все такие подходы не могут объяснить центральную роль слова в европейской лингвистике, с этим также следует согласиться. М. Хаспельмат обращает внимание и на ослабление интереса к проблемам слова в лингвистике последних десятилетий. Из всего этого делается вывод о том, что в теоретической лингвистике и в типологии необходимо отказаться от понятия слова, изменить привычную терминологию и перестать разграничивать морфологию и синтаксис (достаточно единого морфосинтаксического уровня). Единственная реальность – орфографическое слово, но если такая единица существует в фонетическом письме, это еще не значит, что она существует и в языке. Достаточно использования таких понятий, как морф, форматив, свободная и связанная конструкция и др. Слово же, по выражению М. Хаспельмата, один из «артефактов традиции».
Однако при таком, казалось бы, простом решении возникает ряд вопросов. Почему понятие слова существует в Европе (и, как мы увидим дальше, не только в ней) более двух тысячелетий и большую часть этого времени господствовал словоцентризм? Почему он и сейчас полностью сохраняет силу в славистике и русистике, а также в обще-лингвистических концепциях, базирующихся на русском материале 22 ? Почему и многие западные ученые продолжают считать слово универсалией языка (см., например, [Jezek, Ramat 2009: 392])? Наконец, языке имеет совсем другое значение). Он покрывает специфически русский термин словосочетание, но в отличие от него может относиться и к одному слову, рассмотренному в синтаксическом аспекте. Я. Г. Тестелец предлагает для него эквивалент группа [Тестелец 2001: 111]. Я вернусь к рассмотрению этого понятия в 3.2. почему многие понятия словоцентризма кажутся совершенно очевидными, а его недостатки как бы не замечаются? Все это требует рассмотрения.
22
См., например, достаточно представительный для конца советского периода сборник [Слово 1984]. С тех пор ситуация особо не изменилась. Очень показателен здесь подход И. А. Мельчука.
Однако прежде чем перейти к этому, следует рассмотреть еще одну проблему, также важную для решения вопроса о слове: как этот вопрос отражается в других лингвистических традициях, возникших независимо от европейской науки и основанных на языках, по строю отличных от греческого и латинского. Этому будут посвящены разделы 1.7–1.9. В первых двух из них будет затрагиваться японская традиция, о которой я уже неоднократно писал [Алпатов 1978; 1979: 25–31; Алпатов и др. 1981; Алпатов 1983; 2011], в разделе 1.9 будет дан краткий обзор иных традиций. О сопоставлении разных традиций с точки зрения вопроса о слове см. [Алпатов 2005: 33–36].