Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
Установив, таким образом, как нижнюю, так и верхнюю границы датировки создания Василием Крашенинниковым своего труда, Г. Н. Моисеева делает вывод о том, что в период с 1747 по 1761 год рукопись «Слова о полку Игореве» находилась в «Большом рукописном Хронографе Спасова Ярославского монастыря», «…за два десятилетия до приезда в Ярославль Иоиля Быковского, назначенного в 1776 году архимандритом Спасо-Ярославского монастыря, и более чем за три десятилетия до того, как Хронограф оказался в библиотеке А. И. Мусина-Пушкина» [391] .
391
Там же.
Для подтверждения столь важного вывода требовались веские доказательства, но их в знаменитой монографии Г. Н. Моисеевой не обнаружено, на что обратил внимание О. В. Творогов, усомнившийся в строгости приведенных Моисеевой доказательств: «…на наш взгляд, надежных свидетельств знакомства Крашенинникова со «Словом» не обнаруживается. Приведенное Моисеевой сопоставление фразы из труда Крашенинникова «…преславный град Киев… от первыя своея славы и чести и великое ниспал уничтожение» и фразы «Слова» «О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвых князей» и ее указания на употребленное Крашенинниковым словосочетание «честь … слава» едва ли могут служить основанием для высказанного исследовательницей предположения. Второй аргумент – пристальное внимание Крашенинникова к Тмутаракани… также не обязательно указывает на его знакомство со «Словом» [392] .
392
О. В. Творогов. Моисеева Галина Николаевна // ЭСПИ. Т.3. С. 267.
В конволюте с Хронографом, как мы уже рассматривали, были вплетены: «Временник, еже нарицается летописание русских князей и земля Рускыя», «Сказание о Индии богатой», «Синагрип царь Адоров», «Слово о полку Игореве» и «Девгениево деяние» при этом Василий Крашенинников почерпнул известия о древнейшей истории России как из самого Хронографа, так и из «Временника». Если Крашенинников многократно цитирует «Хронограф», полное заглавие которого приведено в первом издании «Слова», а также в письме А. И. Мусина-Пушкина К. Ф. Калайдовичу в 1813 году, как: «Книга, глаголемая Хронограф, рекше начало писменом царских родов от многих летописец; прежде о бытии, о сотворении мира, от книг Моисеовых и от Иисуса Навина, и от Судей Iудейских, и от четырех Царств, так же и о Асирийских Царех, и от Александрия, и от Римских Царей, Еллин же благочестивых, и от Руских летописец, Сербских и Болгарских», то он неминуемо должен был ознакомиться и с другими рукописями конволюта, в том числе и с рукописью «Слова о полку Игореве». Однако никаких следов такого знакомства не обнаружено. Почему? Писатель И. В. Можейко, цитаты из труда которого мы неоднократно приводили, отвечает на этот вопрос весьма просто: «Правда, среди трудов, которые Крашенинников использовал из «Хронографа», «Слово о полку Игореве» не значится, в чем нет ничего удивительного, потому что содержание «Слова» Крашенинникова заинтересовать не могло.
Итак, фабрикант Крашенинников держал в руках тот хронограф, который потом купил у Иоиля обер-прокурор синода (будущий.– А.К.) Мусин-Пушкин. Следовательно, в 1750 году он лежал на месте» [393] .
Вывод, как видим, весьма поспешный и, к сожалению, неверный. Если столь образованный всесторонне человек, каким был Василий Крашенинников, держал в руках рукопись «Слова о полку Игореве», мало того, прочитал его внимательно, поскольку, по мнению И. В. Можейко, «…содержание «Слова» Крашенинникова заинтересовать не могло», и после всего этого равнодушно отложил рукопись в сторону, то какого же мнения о его образованности составили бы его потомки? Да случилось такое, счастливчик забил бы во все колокола, что в его руках оказался подобный шедевр. Не забил, значит, не держал, стало быть, на весь период работы Василия Крашенинникова, то есть с 1747 по 1761 год в конволютном сшиве древних рукописей никакого «Слова о полку Игореве» не было.
393
И. В. Можейко. 1185 год (Восток-Запад). М., «Наука». 1989. С. 317– 318.
Учитывая вышеприведенное мнение О. В. Творогова об отсутствии надежных аргументов в пользу того, что Василий Крашенинников использовал рукопись «Слова» в своем произведении, приходится признать, что и он подобного же мнения об образованности последнего, то есть видел, держал в руках, прочитал, ничего полезного для своего труда не обнаружил и, позевывая, отложил в сторону. Каково? В противном случае О. В. Творогов должен был согласиться с тем, что рукописи «Слова» в сшиве с «Хронографом» на тот период не было. А этого выдающийся представитель школы академика Д. С. Лихачева допустить никак не мог.
Нам же вся эта довольно прозрачная история с «наличием – отсутствием» рукописи «Слова» на период работы Василия Крашенинникова над «Описанием земноводного круга» дает основание сделать следующий логический шаг: «Слово о полку Игореве» не могло быть написано раньше 1761 года!
Любознательный читатель:
– То есть подтверждается высказанная вами ранее гипотеза, что написано оно было во временном интервале с 1762 по 1768 год, не так ли? Не кажется ли вам, что пора уже назвать имя этого загадочного Анонима?
– Пора. Но нам представляется, что вопрос Любознательный читатель задает с небольшим подвохом. Он и сам уже давно «вычислил» это имя, тем более что в нескольких местах нашего сочинения оно как бы между прочим уже звучало. Однако предоставим возможность назвать имя Анонима все-таки Александру Сергеевичу Пушкину.
Памятуя, что в своих воспоминаниях К. Д. Кавелин отметил, что в диспуте, который происходил 27 сентября 1832 года в одной из аудиторий Московского Университета, М. Т. Каченовский проговорился, что А. С. Пушкин в своих эпиграммах на него (Каченовского. – А. К.) неоднократно упоминал имя автора «Слова о полку Игореве» [394] , мы можем предугадать ход мысли поэта.
394
Здесь за скобки выносится вопрос о том, мог бы вообще присутствовать на этом диспуте 14-летний Кавелин, с одной стороны, и почему другие участники диспута, оставившие свои воспоминания, не припоминают этот эпизод, с другой. Объяснение по поводу природы возникновения данного эпизода в момент знаменитого диспута будет дано несколько ниже.
Пушкин помнил все свои эпиграммы на Каченовского, в том числе и те три из них, где наряду с именем редактора «Вестника Европы» фигурировали иные лица. Отпадает эпиграмма «Собрание насекомых», написанная Пушкиным в 1830 году, где наряду с Каченовским фигурируют четыре литератора-современника (Глинка, Свиньин, Олин и Раич), зашифрованныепоэтом в виде звездочек по числу слогов в фамилиях.
А вот в эпиграмме «Там, где древний Кочерговский…», опубликованной в «Московском телеграфе» (№ 8, 1829 год) уже упоминается Каченовский под вымышленной Пушкиным фамилией Тредьяковский:
Там, где древний КочерговскийНад Ролленем опочил,Дней новейших ТредьяковскийКолдовал и ворожил:Дурень, к солнцу став спиною,Под холодный Вестник свойПрыскал мертвою водою,Прыскал ижицу живой.Смысл эпиграммы в том, что некий сказочный персонаж, «дурень», делает все невпопад: становится спиной к солнцу (в данном случае – к истинному уму, знанию); прыскает мертвой водой (которая, согласно сказочным представлениям, не может оживить мертвое тело, под которым подразумевается журнал Каченовского); в то же время прыскает живой водой, чтобы оживить давно вышедшую из употребления букву ижица [395] (в журнале «Вестник Европы», редактируемом М. Т. Каченовским, использовалась архаическая форма написания слов греческого происхождения с употреблением буквы ижицы, вызывавшая насмешки). В том же журнале, где была опубликована эпиграмма, в сноске указана «опечатка», а именно в 3-й строке снизу вместо «Вестник» следует читать «Веник», что значительно усиливало сатирический смысл эпиграммы, с одной стороны, и для видимости как бы отводила острие эпиграммы от «Вестника Европы», а значит, и самого Каченовского, поскольку цензурой запрещалось в публикациях делать сатирические (оскорбительные) выпады против конкретной личности.
395
Ижица, последняя буква русского алфавита (И, I, "I); обозначала гласный «И» в немногих словах греческого происхождения. Была исключена орфографической реформой 1917—18 годов; восходит к кириллической букве . Прописать кому-либо ижицу (устарелое) – сделать строгое внушение или просто высечь (ижица – плетка к ж… движется).
В данной эпиграмме нас, но прежде всего Пушкина привлекает другая личность, поскольку под «древним Кочерговским» подразумевается некто, «опочивший» над Ролленом. «Вычислить» личность не представляет труда, если учесть, что 13-томную «Древнюю историю» французского историка Шарля Роллена (1661—1741 годы) [396] и 16-томную «Римскую историю» его же в соавторстве с Кревье перевел на русский язык не кто иной, как Василий Кириллович Тредиаковский – поэт, историк, лингвист, археограф, переводчик – личность весьма колоритная, но, к сожалению, ко времени Пушкина практически всеми забытая.
396
Роллен (или Роллень) Шарль – французский историк и педагог, автор «Древней истории (1730—1733 годы) и «Римской истории» (1738—1741 годы).