Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Шрифт:
Ода Тредиаковского воспевает деяния Петра I, она проникнута патриотическим чувством удивления и восхищения грандиозным строительством Петрова града. За полвека своего существования град Петров «уж древним всем он ныне равен стал». В оде Тредиаковского говорит:
Не больше лет, как токмо с пятьдесят,Отнеле ж все, хвалу от удивленнойЕму души со славою гласят,И честь при том достойну во вселенной.Что ж бы тогда, как пройдет уж сто лет?О! вы, по нас идущие потомки,Вам слышать то, сему коль граду свет,В восторг пришед, хвалы петь будет громки…Через восемьдесят лет, в 1833 году, Пушкин написал во Вступлении к «Медному всаднику»:
Прошло сто лет – и юный град,Полнощных стран краса и диво,Из тьмы лесов, из топи блатВознесся пышно, горделиво;………………………………Громады тесные дворцовСтоят вдоль Невских берегов [403] .Произведения обоих авторов начинаются с описания природы пустынных берегов Невы, каким они были до основания здесь города. Общей темой является и отношение к шведам, и основание города.
403
А. С. Пушкин. Медный всадник. (Петербургская повесть) // Собрание сочинений в десяти томах. Том третий. М., «Художественная литература», 1975. С. 255.
В «Перечне статей, намеченных для «Современника», составленном Пушкиным в 1836 году, значится статья «Поход 1711» с пометкой «+», это означало, что в редакторском портфеле уже находились «Записки» бригадира Мороде-Бразе, участвовавшего в Южном (Молдавском) походе в 1711 году в качестве французского наемника, то есть живого свидетеля бескровного поражения Петра I («старинного плена»). Под витиеватым названием – «Записки политические, забавные и сатирические господина Жана Никола де-Бразе, графа Лионского, полковника Казанского драгунского полка и бригадира войск его царского величества» – без раскрытия имени их автора, обозначенного лишь инициалами, были изданы в 1716 году в Амстердаме (в 3 томах).
«Интерес Пушкина к этим запискам и работа над ними были связаны с собиранием им материалов для «Истории Петра I». Он перевел из записок Моро-де-Бразе его рассказ о Прутском походе, «лучшее место изо всей книги» его, по словам Пушкина.
Предполагая напечатать записки Моро, Пушкин написал предисловие и примечания к ним и через Бенкендорфа направил рукопись «на рассмотрение» Николаю I. В сопроводительном письме от 31 декабря 1835 года Пушкин указывал: «Эти записки любопытны и дельны. Они важный исторический документ и едва ли не единственный (опричь Журнала самого Петра Великого)». Этот «важный исторический документ», замечает Пушкин в своем предисловии к ним, «не должно смешивать с нелепыми повествованиями иностранцев о нашем отечестве».
Вместе с тем Пушкин сохраняет критическое отношение к Моро и его запискам. Он не только указывает в своих примечаниях на отдельные ошибки его, обнаруживая прекрасное знание истории Прутского похода. Критическое отношение к источникам и проницательность дают Пушкину возможность использовать для выяснения исторической истины даже тенденциозные «показания» Моро («…тем замечательнее свидетельства, вырываются у него поневоле», – говорит Пушкин, касаясь подобного рода «пристрастных» показаний Моро).
Николай I, прочитав рукопись записок Моро, нашел возможным опубликование их, но счел нужным подвергнуть их общей цензуре. Опубликованы они были после смерти Пушкина в «Современнике», 1837, кн. VI, с цензурными искажениями» [404] .
Интересно, почему именно в 1833 году при написании «Медного всадника» Пушкин упомянул о далеких событиях 1711 года, тогда как к «Запискам» Моро-да-Бразе он обратится лишь через два года, в 1835 году? Не надо забывать, что не прошло еще и года с той памятной дискуссии в аудитории Московского университета, когда поэт узнал, что автором «Слова о полку Игореве» является В. К. Тредиаковский. Своим гениальным, проницательным умом он понял, что автор «Слова» незримым героем своей повести считает Петра I, который за поэтическим занавесом поэмы выступает прототипом одновременно двух героев, то в роли великого Киевского князя Святослава, замыслившего вернуть исконно русские земли Азово-Черноморской провинции, то в роли князя Игоря, испытавшего позор пленения и вернувшегося на Родину фактически под конвоем войск неприятеля.
404
И. Л. Фрейнберг. «История Петра I». Примечания // А. С. Пушкин. Собрание сочинений. В 10 томах. Т. 8. М., «Художественная литература», 1977. С. 428.
Разгадать побудительную причину написания «Слова о полку Игореве» накануне предстоящей военной кампании, которая в конечном итоге закончится убедительной победой России над Турцией и возвращением в материнское лоно многострадальных земель Азово-Черноморской Руси, Пушкину не составляло труда. Пушкин, начиная со второй половины двадцатых годов и по декабрь 1835 года, работает по сбору и систематизации материала для «Истории Петра I». Подготовленный текст «Истории» был закончен и датирован 15 декабря 1835 года и представлял собой некий конспект задуманного им многотомного труда, составленный подобно тому, как был оформлен свод исторических материалов о деяниях Петра Великого, составленный И. И. Голиковым [405] . В главе «1711» поэт подробно описывает перипетии «Прутского похода», в значительной степени опираясь на содержательную часть «Записок» бригадира Моро-да-Бразе. По всему видать, что работа над этой главой по времени совпала с написанием «Медного всадника».
405
Голиков Иван Иванович (1735—1801 годы) – российский историк, археограф, предприниматель, опубликовавший в конце XVIII века (1788) многотомный свод исторических материалов под названием «Деяния Петра Великого», собранные из достоверных источников и расположенные по годам, а затем «Дополнения к Деяниям…» в 18 томах, выпущенные в 1790—1797 годы.
Однако к концу 1835-го – началу 1836-го года в жизни Пушкина произошли столь решительные перемены, что ему было впору готовить завещания по всем направлениям своей жизнедеятельности, что он и делает на протяжении предпоследнего года своей жизни. Поэтическое завещание потомкам было написано в августе («Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»), однако нужно было что-то делать с тайной авторства «Слова о полку Игореве», в которую он был посвящен 4 года тому назад. Сказать всю правду он не имел права в силу существования каких-то запретных ограничителей, ставших известных ему из рассказа М. Т. Каченовского, но и уйти в мир иной, не реабилитировав В. К. Тредиаковского, он не мог. Поэтому в «Перечне статей, намеченных для “Современника”», и появляется план написания статьи о «Тредьяковском», с тем чтобы у потомков не оставалось абсолютно никаких сомнений относительно того, насколько высоко ценил Пушкин этого гения XVIII века. С другой стороны, похоже, что поэт замыслил в этой статье подать будущим исследователям кое-какие знаки для облегчения поиска автора «Слова о полку Игореве».
То, что Пушкин намеревался в ближайшее время приступить к написанию этой статьи, говорит сама последовательность расположения намеченных к публикации материалов. Всего в «Перечне» 20 наименований, при этом, как видно из представленного ниже укороченного перечня [406] , материал о Тредиаковском расположен в первой трети «Перечня», на седьмой позиции, причем в 4 предстоящих позициях материал помечен знаком «+», то есть полностью готовый к публикации. Следовательно, и статья о Тредиаковском была в достаточно высокой степени готовности, однако среди бумаг посмертного архива Пушкина ее обнаружить не удалось. Почему?
406
Перечень статей, намеченных для «Современника»: 1) Поход 1711 +; 2) St. Raz. +; 3) Путешествие В. Л. Пушкина (Дмитриева); 4) Календарь на 1721 +; 5) Путешествие Радищева +; 6) Собрание русских песен; 7) Тредьяковский; 8) О Пугачеве + (нумерация позиций Перечня наша. – А. К.).
Тайна исчезновения протографа статьи Пушкина о В. К. Тредиаковском, скорее всего, никогда не будет разгаданной, а посему нам пришлось по крупицам собирать материал к биографии великого ученого, гения всех времен и народов [407]
Итак, Василий Кириллович Тредиаковский – выдающийся российский ученый и писатель, маститый переводчик, историк, филолог и этимолог восемнадцатого столетия, чье имя, к великому сожалению, мало известно широкой публике как в России, так и за рубежом в общеисторическом масштабе. Увы, уже более 250 лет оно незаслуженно забыто и в кругах российской интеллигенции, и в более просвещенном сообществе. Мало того, по ряду причин Тредиаковский был не только забыт, но в свое время подвергался унизительной обструкции как со стороны власть предержащих, так и со стороны своих же литературных «собратьев», которые порой не прочь были лягнуть, боднуть и укусить большого, но добродушного льва, особенного тогда, когда за таковые деяния можно было удостоиться похвалы от тех же власть имущих.
407
Как мы видели при анализе знаменитого сочинения А. А. Зализняка, последний допускал написания «Слова» анонимом XVIII века при условии, что это был «гений всех времен и народов».