Сложенный веер. Трилогия
Шрифт:
Рейн очевидно ждал реакции, и Сид ему эту реакцию изобразил. Наморщил лоб и сделался весь внимание. Однако следующая фраза Рейна не просто ставила мир с ног на голову, она весь этот мир выворачивала наизнанку.
— Когда маму отдали Дар-Акиле, клан Дар-Гавиа его предупредил, что это ничего не значит.
— О чем предупредил?!! — взвыл Сид, на миг растеряв всю свою невозмутимость.
— Что это ничего не значит, — повторил Рейн. — Что это его проблемы. Что мама — часть клана и она нужна. И пусть Дар-Акила сам решает, как из этой ситуации выбираться, иначе его убьют.
— И что Дар-Акила? — у Сида начала
— Дар-Акила испугался. И когда Мицу в первую ночь сразу предложил ему попробовать наоборот, он не смог отказаться…
По торжеству в глазах Рейна Сид может судить о том, насколько непробиваемой оказалась его хваленая дар-эсильская невозмутимость. Примерно как защита среднего дара под ударом меча Хьелля. Сид чувствовал, как по щекам расползается неостановимый румянец.
— Что значит «наоборот»?
— Сначала он с ним, потом он с ним.
В окно его выкинуть, что ли? Не разобьется, гад, альцедо у него давно уже кончилось.
— И что?
— И тогда трансформация происходит, но деле помнит прошлую жизнь. А если повторять это каждую ночь, то даже трансформации не будет. Наверное. Этого никто не проверял.
— Хорошо, я понял.
Я ничего не понял, кроме того, что мне рассказали про какую-то мерзость. Надо бы разобраться, но страшно не хочется… Пусть горит оно синим пламенем.
Рейн сделал шаг вперед.
— Я все рассказал. Теперь ты будешь со мной?
— Нет, разумеется. Я с Хьеллем. И ты это знаешь.
Черные ресницы обиженно дрогнули, щеки порозовели.
— Ты же обещал. Ну, по крайней мере дал мне понять…
— Я? — Сид постарался, чтобы голос звучал ровно, но издевательские искры в глазах не спрячешь. — Я честно и благородно тебя предупредил: никаких гарантий.
— Значит, так? — ребенок окончательно расстроился. Руки с мечей убрал, насупился и начал грызть палец.
— Ага, — Сид вернул стул, который накренился к этому времени уже до угла весьма опасного, ножками на пол и глубокомысленно почесал подбородок. — Честное слово, не знаю, что тебе предложить…
Предлагать ничего он не собирался, но такая фраза казалась подходящей для завершения разговора.
— Позавтракать? — неожиданно оптимистично брякнул Рейн.
— Позавтракать можно. Даже давно пора. Пошли, — на лице Сида отразилось облегчение, которого на самом деле он не испытывал. Уж больно легко малыш Дар-Акила отступился, что-то здесь не так… Но эту мысль можно додумать и на сытый желудок. Сид сделал приглашающий жест рукой к двери:
— Только после тебя.
— Как скажешь, — Рейн беззаботно тряхнул локонами и направился к двери. И только стоя одной ногой уже на пороге, глубокомысленно заметил:
— Знаешь, а твой отец говорил, что самое главное качество Дар-Эсилей — предусмотрительность.
— Топай давай, — подтолкнул его в спину Сид. Завтракать ему совершенно расхотелось.
— Проснись! Да проснись же ты! — в голосе Хьелля неприкрытое отчаянье.
Сид с трудом разлепляет глаза: вчера молодняк клана Дар-Умбра праздновал вступление одного из его ровесников во владение дариатом. И ого-го как праздновал! Сид напрочь не помнит, как он добрался до замка. Наверное, Хьелль его дотащил. Он всегда лучше контролировал количество выпитого.
Последнее, что угнездилось в башке у Сида, которую теперь ломило так, будто по ней всю ночь бил копытом ямбренский тяжеловоз, — путь от столичной резиденции Дар-Умбра до ближайшего открытого в два часа ночи кабака, сопровождавшийся громким пением королевского гимна и испуганным хлопаньем ставень: жители Хаяроса, наученные многократным горьким опытом, избегали сюжета «молодые дары гуляют». На этот раз, как обычно, разрушений избежать не удалось: Сид точно помнил опрокинутую телегу какого-то торговца конной упряжью, из которой они с Хьеллем позаимствовали пару превосходных уздечек, отлично приспособленных для хлестания по спине новоиспеченного владетельного Дар-Умбры, возглавлявшего раздолбайскую процессию. Но не из-за этой же мелкой шалости Хьелль так теперь переживает? Даже если пострадавший торговец случайно оказался королевским поставщиком, пара золотых монет легко уладит дело.
— Сид, вставай, во имя святой Лулуллы! — Хьелль уже орет в голос. На нем полная боевая экипировка. Перчатка с тяжелыми медными пуговицами больно хлещет Сида по щеке. — Поднимайся, курица! У нас военный переворот!
Сон слетает с Сида, как и не было. Одной рукой откидывая одеяло, другой — нащупать кувшин с холодной водой, который заботливый тейо Тургун поставил на прикроватный столик. Вылить все содержимое кувшина себе на голову, не вытираясь, одеться, пристегнуть мечи — и все это под аккомпанемент ровного голоса Хьелля. Тот, враз успокоившись, рассказывает невероятные — ну просто абсолютно невероятные вещи!
Сегодня в пять часов, когда вернувшиеся в непотребном виде из Хаяроса молодые дары только начинали видеть первый утренний сон, старшего Дар-Халема разбудил вестник, явившийся оттуда же, из столицы, с совершенно неожиданными вестями и в таком отчаянном виде, что Дар-Халем старший слушать его дальше первой фразы не стал, отволок за руку в комнату сына, пинками согнал того с кровати и велел вникнуть и действовать по обстоятельствам. Сам же в спешном порядке вылетел по направлению к Хаяросу, где творилось, по словам очевидца, нечто совсем непотребное.
Хьелль успел заметить, что помимо традиционных халемских мечей к поясу отца пристегнут целый арсенал метательных ножей и дротиков, а из-за голенищ торчат рукояти широких кинжалов, которые тот брал с собой только на войну. Кроме того, поскольку голова у Хьелля варила независимо от количества и качества выпитого, он заметил, что, втаскивая зажимающего пятерней рану в боку вестника-тейо в комнату, отец бросил: «Его прислал лорд Дар-Пассер». И сделал соответствующие выводы. Молодого тейо пытались не выпустить из Хаяроса, ему пришлось прорываться с боем. И поручение известить Дар-Халема ему дал ректор военного корпуса, а не лорд-канцлер. Где лорд Дар-Эсиль? Где королева? Что происходит, наконец? Ни на один из этих вопросов толкового ответа получить от посланца не удалось. Пока Хьелль обрабатывал его рану, парень рассказал только, что на рассвете мятежники, бесшумно и эффективно сняв охрану, пробрались во дворец, куда за полчаса до этого были спешно созваны старейшие дары, так как ночью пришло известие о беспорядках на юге.