Случайные связи
Шрифт:
— Я забросила живопись, потому что человек, которого я любила… То есть люблю… Он не оценил меня, не поддержал. Сказал, что я занимаюсь глупостями, а я ему поверила… Я ему всегда верила, даже если знала, что он лжет.
Официантка принесла заказ. Саша с удовольствием отхлебнула кофе. И вдруг неожиданно для себя спросила:
— Вы сильно любите этого человека? — женщина кивнула. — А это хорошо, когда любишь слишком сильно? Или плохо?
— А вы что же, сами этого не знаете? — удивилась женщина. — Вы, безусловно, молоды, но вам ведь не шестнадцать лет? Неужели вы никогда не любили?
— Не знаю. Иногда мне кажется, что любила, иногда, что нет. Я не знаю, что такое любовь. Не знаю, можно ли считать те чувства, которые мы иногда принимаем за любовь любовью.
— Глубокое замечание. И все же мне кажется, истинную любовь ни с чем не спутаешь.
Саше захотелось оспорить это
— Расскажите, — просто попросила Саша.
— Вам, действительно, это интересно? — дама скрестила руки на груди.
— Мне, правда, интересно. Понимаете, я не верю, что бывает на свете настоящая большая любовь, а так хочется верить. Очень хочется! Без этой веры сложно жить. Очень сложно!
— Настоящая любовь, это вовсе не сказка со счастливым концом.
— Я догадываюсь, — произнесла Саша мрачно. — Ну и что с того? Это повод избегать любви?
— Нет! Для меня точно нет! — дама выпрямилась. Глаза ее засияли. — Любовь — это самое ужасное и самое прекрасное, что может случиться с человеком в жизни! Несчастен тот человек, кто не пережил этого чувства! Девушка, мне еще кофе, пожалуйста! — обратилась она к проходившей мимо официантке. — Хорошо, я расскажу вам. Это слишком интимно, но ведь мы никогда больше не увидимся, — уговаривала она сама себя. — У нас нет общих знакомых, поэтому я могу себе позволить роскошь откровенности. Ну, так вот…
Дама достала сигарету. Закурила. Некоторое время задумчиво смотрела в окно. Саша терпеливо ждала.
— Мы познакомились, когда я была еще совсем юной. Мне было тогда девятнадцать лет. Была я в те времена восторженной студенткой Суриковского института… Н-да. Я была полна иллюзий и радужных надежд. Я мнила себя великим художником. В перспективе, разумеется. Мне уже грезилась слава Кандинского, Малевича и Коровина вместе взятых. Ну, на худой конец, намеревалась превзойти в своих творческих успехах Зинаиду Серебрякову. Преподаватели меня хвалили, родители нарадоваться не могли. Все мое существование состояло исключительно из творчества. Я была старомодная, нежная, ранимая барышня, мало знавшая о реальной жизни… — Она затянулась сигаретой.
— И я практически ничего не знала о мужчинах. Они были для меня совершенно загадочными существами: непонятными, странными и… невыразимо притягательными. То есть сначала я вообще не обращала на них ни малейшего внимания, и для них, как ни странно, я была вроде как человеком-невидимкой… А когда мне исполнилось восемнадцать лет, я будто спящая красавица очнулась от морока, заметила что вокруг полно симпатичных ребят, что все подружки давно по парам, и только я одна-одинешенька все ношусь со своими красками да мольбертами, да маминой-папиной опекой. А они, надо сказать, с детства мне внушали, что мужчины, это коварные существа, что среди них полно негодяев, которым только одного от девушек и нужно. При этом они не уточняли, чего именно. Требовали, чтобы относилась я к мужчинам с крайней осторожностью, а лучше и вовсе с ними не связывалась, а обратила бы все свои силы и все свое время на учебу. Так я и жила… А потом… Благодарю вас! — официантка принесла кофе. — А потом… Появился он. К тому моменту, когда он появился, я уже томилась в предвкушении любви. Я ее жаждала каждым атомом своего сердца. Он начал преподавать у нас на втором курсе. Это была любовь с первого взгляда. Я как вошла в класс, увидела его, так и обмерла. Так и пропала в ту же секунду. Знаете, он был невыносимо красив. И артистичен. Представляете, высокий, стройный брюнет лет тридцати. В заграничном, пижонском твидовом пиджаке с замшевыми заплатками на локтях, в потрепанных джинсах, сразу видно, что фирменных. Тогда рода одежда тогда была большой редкостью. А в глазах… В глазах неимоверная усталость… Захотелось его пожалеть, приласкать, чтобы в них засветилась радость. Почему-то я была уверена, что смогу это сделать… Что у меня получится. Более того, я была убеждена, что именно я и должна исполнить эту миссию…
Влюбилась… А он на меня и не смотрел даже. Кто я для него была? Обычная студентка. Таких, как я, у него десятки были. Да и внешность у меня была ничем не примечательная. Бледная моль. Волосики белесые, глазки светлые, тощенькая. Или стяблая, как говаривала про меня бабушка. Косметикой в те времена я не пользовалась…
Извелась вся. Утешала себя тем, что вижу его, слышу его, а больше, вроде как, мне ничего и не нужно. Но мне этого было мало. Я запрещала себе об этом думать, но знала, что этого мне мало. Он мне снился. Почти каждую ночь. И там, в этой плохо изученной реальности, я получала от него все, что хотела. Там он был моим. Самое забавное, когда он в действительности стал моим, он настоящий, не мог сравниться с тем страстным горячим мужчиной, который являлся мне во сне. Но я-то принимала свои ночные фантазии за чистую монету. Мне даже казалась, что истинная моя жизнь и проистекает во снах. Просыпаться не хотелось… А в настоящей жизни… Он был единственным преподавателем, кто меня не хвалил, кто не восхищался моими работами и не прочил мне великого будущего. Напротив… — она несколько раз глубоко вздохнула, будто пытаясь справиться со слезами. Глотнула кофе. — Напротив, он говорил, что с точки зрения мастерства у меня есть определенные перспективы, но вот искры Божьей во мне нет. Говорил, что я ремесленник, но не творец. Не художник. С саркастической усмешкой рекомендовал мне заняться хохломской росписью. Вот это, по его словам, должно у меня получаться блестяще… Самое ужасное, что только ему я и верила. Все остальные восторги я игнорировала. Они как бы для меня не существовали. Я рыдала по вечерам. Долго, безутешно. Хотела даже бросить училище. Не ушла только потому, что в этом случае я совсем лишилась бы возможности видеть его. Но энтузиазм и веру в свой талант я все же утратила… Итак, я была для него всего лишь бездарной студенткой и не кем более. Как же я страдала!
А однажды подружка позвала меня на вечеринку в мастерскую к одному своему знакомому художнику. Она сказала, что там будет много мужчин, а мне пора уже завести роман. Она буквально заставила меня принарядиться. Сама сделала мне прическу и накрасила. Это был первый случай, когда я использовала косметику. Самое удивительное, что когда я посмотрела на себя в зеркало, я буквально обомлела: оттуда, из зазеркалья на меня смотрела изысканная красавица, утонченная и хрупкая, похожая чем-то на Грейс Келли. Подруга тоже была удивлена. Она тогда сказала, что больше я не гожусь на роль страшненькой подружки, что теперь меня нужно опасаться, поскольку я могу любого парня околдовать. Она тут же рассмеялась, обняла меня и сказала, что рада за меня и очень надеется, что я в скорости встречу всего принца. Возможно, даже сегодня. И ведь как в воду глядела! Я и встретила своего принца. Того самого! Моего недоступного преподавателя. Он тоже был там, — взгляд дамы стал мечтательным. Саша подумала, что, вероятно, то, что она сейчас услышит — лучшее воспоминание в жизни женщины, сидящей напротив.
— Он тоже был там… Стоял у окна со скучающим видом и прихлебывал портвейн. Еще и брезгливо морщился при этом. Этакий романтический Чайлд Гарольд. Мцыри, как-то сумевший дожить до зрелости. Невероятно красивый. Когда я зашла, он посмотрел на меня. Мне показалось, что он не сразу узнал меня. В глазах его появилась заинтересованность, а потом брови удивленно поползли вверх. Потом на лице отразилось легкое разочарование… И он… Он снова отвернулся к окну.
Я сама подошла к нему после двух стаканов отвратительного портвейна. Я пила алкоголь впервые в своей жизни и была жутко пьяна. И невозможно смела. Я уже не помню, что я ему тогда сказала… Кажется, какую-то глупость. Что он ответил, я тоже не помню… Уж не знаю, как у меня получилось, но я увлекла его в соседнюю комнату и буквально заставила себя поцеловать. А ведь до этого я ни разу не целовалась… У меня не было никакого опыта. Он тогда рассмеялся и сказал, что меня не только живописи учить нужно, а еще и искусству страсти нежной. Сказал, что и в этом плане я полный бездарь…
Не буду утомлять вас излишними подробностями. У нас был очень бурный и очень тайный роман. Мы скрывались от моих родителей, от друзей, от его коллег и моих однокурсников. Он ведь был моим преподавателем. Потом все открылось. Был грандиозный скандал. Его чуть не выгнали с работы за аморальное поведение, а меня чуть не исключили из института. Мы поженились. Я была счастлива своим замужеством, а ему, как я сейчас это понимаю, просто пришлось это сделать. Он был вынужден, — дама тяжело вздохнула и умолкла.
— А что было дальше? — спросила Саша тихо.
— Дальше… Дальше…Начались будни. Я считала его гением. Но, похоже, кроме меня никто так не думал. Многие считали меня гением, но он так не считал. И я ему поверила. Я превратила свою жизнь в служение своему любимому мужчине, своему кумиру, своему божеству! Я отказалась от своих амбиций художника, стала искусствоведом, чтобы иметь возможность петь оды творчеству собственного мужа. Мне казалось, что я силой своего слова, силой своей веры смогу убедить весь мир, что этот человек гений! И знаете, мне это удалось. Сейчас это называется грамотный пиар. Он стал довольно известным художником. Впрочем, ныне уже забыт. Ибо гением все же не был. Как это ни прискорбно признавать.