Слуга злодея
Шрифт:
Выслушав его рассказ, граф и Лоренца долго молчали, потрясенные силою любви двух сердец — русского и турецкого, — а также пучиною несчастий, в кою повергла их вражда соседствующих народов.
— Друг мой, — сказал наконец граф проникновенно, — я окажу тебе всевозможное содействие, дабы вернуть возлюбленную в твои объятия. Светлейший князь Григорий Потемкин — почти мой названный брат!
Тут уже и Вертухин принужден был продолжительно замолчать, поелику задохнулся от счастья. Такой невероятной удачи он и в грезах о Херсонской губернии не видел. Человек, коему удалось удивить и склонить на свою сторону самого графа Потемкина, в России может все. И этот человек теперь его покровитель!
Но был еще один вопрос, который мучил Вертухина, да только он никак не мог решиться произнести его вслух. А без прояснения этого вопроса ничего не было ему мило.
Долго сидел он, тусклый и тяжелый, как ноябрьский день. И наконец не вытерпел.
— Ваше превосходительство, коли вы так ко мне снисходительны, позвольте задать вопрос, не относящийся к моему делу, но без разрешения коего я не могу далее ехать, поелику не нахожу себе места.
— Нимало не умедлю дать ответ, — сказал граф. — Спрашивай.
— Отчего благородный знак масонства размещен у вас на заднице?
— Это знак тайный, для опознания одним братом другого предназначенный. Он не может быть поставлен на лбу или хотя бы за ухом.
— Следственно, дабы братья опознали друг друга, им надобно снимать штаны?
— Святая цель гармонии во всем мире стоит того! — сказал граф торжественно.
Глава сорок пятая
Убил валенком горчичного цвета
Весна разбойничала не только между Москвой и Санкт-Петербургом. Она сняла уже белые одежды с половины России и заставила плакать крыши в северных поселениях. Зима пятилась к Полярному кругу и безуспешно пыталась отсидеться в распадках и оврагах. В лесах Урала злорадно булькали ручьи, на южных склонах из холодной еще земли выползала новая трава, зеленая и нахальная, как молодое литературное дарование.
Потомственный русский дворянин, татарин ханского роду Мурзы, лошадиный поэт Шайтанской волости, сборщик недоимок, картежник, нищий на паперти казанской ружной церкви в рыбном ряду Кузьма Соколиноглазов тосковал.
Хотя казалось, пути его отныне посыпаны сахарной пудрой.
Сказка, кою сочинил для него Вертухин дабы освободить от всяких подозрений со стороны полковника Ивана Белобородова, оказалась вернее пули и даже убийственней циркуля златоустовской стали. Она сражала наповал.
По сей сказке Вертухин направил свои стопы к визирю Мехмет-Эмину на праздник Курбан Байрам.
— Но в таком разе он должен привезти туда жертвенное животное, — сказал Белобородов.
— Господин Вертухин сам едет в качестве сего животного, — не моргнув глазом ответил Кузьма.
— Этого не может статься! — воскликнул Белобородов.
— Обстоятельства, в коих находится господин Вертухин, таковы, что может. С оказией уже направлено письмо Мехмет-Эмину. Племянница визиря и невеста моего барина по приказу императрицы Екатерины погублена в снегах российских. Что ему теперь делать в этом мире?
— Досточтимый визирь Мехмет-Эмин не допустит, чтобы сей благородный человек свою жизнь бараном кончил!
— Всему божья воля. Господин Вертухин ни во что не ставит свою жизнь. Но как императрица Екатерина отныне его злейший враг, он имеет честь напоследок послужить спасенному чудесным образом императору Петру Третьему и сделает все, чтобы турки немедленную поддержку его войску оказали.
— Полно врать! — потеряв терпение, сказал тут Белобородов и весьма неблагородно толкнул Кузьму кулаком в красной рукавице. — Ты мне еще расскажи, что тюлени в Ледовитом океане на нашу сторону перешли и письмо императрице Екатерине сочиняют.
— Дело в том, — сказал Кузьма значительно, — что тюлени просили меня передать сие письмо тебе, сударь. Дабы выправил и утвердил.
— А ну взять этого суеслова да выпороть! — закричал тут Белобородов, оборачиваясь к солдатской команде. — Сначала кошками, потом картофельным веником!
— Погоди, сударь, — остановил его Кузьма, роясь в зипуне. — Вот сие письмо, — он достал кипу ассигнаций и протянул ее Белобородову. — Кланяются и просят внимательно прочитать.
Белобородов взял деньги, будто ядовитое зелье, пролистнул, и глаза его стали оловянными.
— Подать господину…
— Соколиноглазову, — подсказал Кузьма.
— Подать господину послу турецкий фрукт помидор, сала и водки! — крикнул Белобородов и повернулся к столу.
— А вот и письмо господина Вертухина, — откушав водки и закусив ее соленым помидором, сказал Кузьма и опять полез за пазуху.
Белобородов от волнения сделался багровым, потом синим и, сменив еще несколько красок, сел напротив Кузьмы желто-белый, как обглоданная кость.
— Я полагаю, у визиря Мехмет-Эмина найдутся бараны, чтобы господина Вертухина заменить? — едва произнося слова, с надеждой сказал он.
— Будем молиться за него.
Кузьму вымыли, расчесали и переодели в мундир, содранный с убитого фельдфебеля. Кузьма стал похож на швейцара в богатом доме и преисполнился уважения к самому себе.
Ублажили также его маленький, но воинственный отряд в лице Рафаила и Фетиньи, поселив каждого в отдельной избе, а для душевного спокойствия собаки Пушки в деревне разогнали по домам всех кошек.
Но счастье длилось недолго. Белобородов обезумел от свалившихся на него денег. Да и было от чего съехать с ума. Десять тысяч рублей составляли жалованье канонира Ивана Белобородова за полторы тысячи лет службы. Он расквартировал свою шайку в раскольничьей деревне Пустоносовой и в сраме и веселии пирушек начал шататься по окрестностям, тычась из угла в угол, как сломавшийся механический заяц. Его, однако, все больше сталкивало на юго-запад, к основным силам Пугачева.
Уже разгорелась весна, журавли роняли сладкие приветы, принесенные ими из теплых стран, воробьи насмешливо чирикали над Кузьмой, а Вертухина все не было. Пропал Вертухин. Кузьма выходил на пригорок, приставлял ладонь ко лбу, но в глаза ему лезли одни только дымящиеся навозные кучи в огородах.
До Красноуфимской крепости, куда шел с юга Пугачев, шайке Белобородова осталось уже верст пятьдесят. Со дня на день воры соединятся и станут вдвое сильнее. Россия рассечена была злодеями надвое. Даже днем государевы люди передвигались только в сопровождении солдатских команд и лишь по главным дорогам. Ни отважный полковник Михельсон, ни суровый воин генерал Деколонг не только не сумели погибели государства российского воспрепятствовать — они даже догнать разбойников не могли. Какая ловкая рука проводила малограмотных казаков меж всех ловушек и грозных сил, императрицею Екатериной Второй в эти края направленных?