Смерть королей
Шрифт:
Только используя парус и все весла, мы могли двигаться против прилива, но постепенно его напор ослабевал, и в сумерках мы шли в открытое море, покрытое белыми хлопьями от стычки с рекой, и когда проходили намывные валы, не было видно никаких преследующих нас кораблей, а потом мы почувствовали, что наш корабль вздымается на волнах в открытом море.
Большинство кораблей идут к берегу на закате. Капитан ищет бухту и становится в ней на ночь, но мы гребли на восток, а когда наступила ночь, мы убрали весла, и нашу маленькую посудину понес ветер.
Корабль шел отлично. В какой-то момент в темноте я развернул его на юг, а потом лег спать до восхода. Если нас кто и преследовал, их не было видно, а корабли Восточной Англии не заметили нас, когда мы шли на юг.
Я знал эти воды. На следующий день, при ярком солнце, мы решились идти рядом с берегом, пока я не заметил береговой знак. Мы видели два корабля, но они проигнорировали нас, и мы прошли через огромные заиленные участки вокруг Фугхелнеса и вошли в Темез. Боги покровительствовали нам: за дни и ночи нашего путешествия никто ни разу нас не потревожил, и так мы прибыли в Лунден.
Я поставил Детище Тюра в док, который находился позади дома, в котором я жил, когда бывал в Лундене. Я думал, что уже никогда больше не увижу этот дом, потому что здесь умерла Гизела. Я вспомнил Эльфадель и ее жестокое пророчество о том, что все мои женщины умрут, но утешил себя тем, что ведьма не знала, что сгорит флот Сигурда, что она тогда могла знать о моих женщинах?
Я предупредил своих людей в Букингааме, чтобы они ждали нападения, и приказал им уйти на юг под защиту Лунденских укреплений. Поэтому я ожидал, что меня встретят в доме Сигунн или даже Финан, прибывший после того, как сыграл роль подсадной утки в Честере, но дом выглядел пустым, когда мы сделали последний взмах веслами, и корабль ткнулся носом в причал. Люди прыгнули на землю с причальными тросами.
Весла загрохотали по скамьям гребцов, и только тогда дверь дома распахнулась, и на террасу вышел священник.
— Вы не можете оставлять здесь корабль! — крикнул он.
— Ты кто? — спросил я.
— Это частный дом, — он не обратил внимания на мой вопрос. Это был худощавый мужчина средних лет с суровым лицом, испорченным оспой. Его длинная черная ряса была безупречно чистой, соткана из тончайшей шерсти. Волосы аккуратно острижены. Это был необычный священник, одежда и поведение говорили о его привилегированном положении. — Вниз по реке — портовые причалы, — сказал он, указывая на восток.
— Кто ты? — опять спросил я.
— Человек, который велит тебе найти другое место для своей лодки, — раздраженно отвечал он, и не пошевелился, когда я взобрался на причал и встал с ним лицом к лицу. — Я сделаю так, что лодку уберут, — угрожал он, — и тебе придется заплатить, чтобы получить ее обратно.
— Я устал, — сказал я, — и не собираюсь убирать лодку. Чувствовался узнаваемый Лунденский тлетворный дух, смесь дыма и нечистот, вспоминалась Гизела, разбрасывающая лаванду по выложенному плиткой полу. Мысль о ней как всегда пробудила острую боль утраты.
Она была в восторге от этого дома, построенного римлянами, от его комнат, окружающих большой внутренний двор, от огромной гостиной, окнами выходящей на реку.
— Тебе туда нельзя! — грозно предупредил священник, когда я прошел мимо него, — это собственность Плегмунда.
— Плегмунда? — переспросил я, — не он ли командует здесь гарнизоном?
Дом был отдан кому-то, кто командует Лунденским гарнизоном, выполняет работу, которую я передал западному саксу Веостану. Веостан — мой друг, и я знал, что он радушно примет меня в своем жилище.
— Альфред пожаловал дом архиепископу, — отвечал священник.
— Архиепископу? — поразился я. Плегмунд был новым архиепископом Контварабурга, известный своей набожностью мерсиец был другом Альфреда, а сейчас, очевидно, владельцем одного из превосходных Лунденских домов. — Сюда приходила молодая девушка? — спросил я. — Или ирландец? Воин?
Священник побледнел. Он, должно быть, вспомнил Сигунн или Финана, приходивших к дому, и это воспоминание подсказало ему, кто я.
— Ты Утред? — спросил он.
— Я Утред, — ответил я и толкнул дверь в дом. Длинная комната, которая раньше была такой приветливой, когда здесь жила Гизела, теперь стала местом, где монахи переписывали рукописи. Здесь стояли шесть высоких столов, на которых находились чернильницы, перья и пергаменты. За двумя из них работали служки.
Один писал, копируя рукопись, а другой с помощью линейки и иглы намечал линии на пустом пергаменте. Линии разметки помогают писать текст ровно.
Оба работника обеспокоено взглянули на меня и вернулись к своим занятиям.
— Ну так что, приходила сюда девушка? — спросил я священника. — Датчанка. Стройная и красивая. Ее должны были сопровождать полдюжины воинов.
— Приходила, — теперь он стал нерешительным.
— И?
— Она ушла в таверну, — ответил он сухо, подразумевая, что он грубо прогнал ее от дверей.
— А Веостан? — спросил я. — Где он?
— У него казармы рядом с высокой церковью.
— Плегмунд сейчас в Лундене? — спросил я.
— Архиепископ в Контварабурге.
— А сколько у него кораблей?
— Ни одного, — ответил священник.
— Тогда ему не нужен этот проклятый причал, не так ли? Поэтому мой корабль постоит здесь, пока я его не продам, и если ты тронешь его, священник, если хотя бы пальцем прикоснешься, если уберешь его, если хотя бы подумаешь о том, чтобы убрать его, я возьму тебя в море и научу тебя, как быть похожим на Христа.
— Похожим на Христа? — спросил он.
— Он ходил по воде, так ведь?
Эта обыденная перепалка оставила чувство подавленности, потому что являлась напоминанием, что церковь цепкой хваткой сжимала Уэссекс Альфреда. Казалось, что король предоставил Плегмунду и Верферту — епископу Вюграчестера, половину лунденских причалов.