Смерть королей
Шрифт:
Он был сыном Альфреда, рожденным от служанки до того как Альфред открыл для себя сомнительные радости христианского послушания.
Альфред хотел, чтобы его бастард стал священником, но Осферт предпочёл путь воина.
Это был странный выбор, так как он не получал удовольствия от хорошей драки и не жаждал моментов дикого упоения боем, когда гнев и меч делали остальной мир таким скучным, однако Осферт привнес в бой качества своего отца.
Он был серьезным, думающим и последовательным. Там, где мы с Финаном шли напролом, Осферт
— Хэстен все ещё зализывает свои раны, — сказал он мне.
— Мы должны были убить его, — проворчал я. Хэстен отступил к Честеру, после того как я уничтожил его флот и армию при Бемфлеоте.
Мой инстинкт подсказывал мне следовать за ним и добить раз и навсегда, но Альфред захотел, чтобы его люди вернулись в Уэссекс, а у меня не хватило людей, чтобы осадить стены римского форта в Честере, поэтому Хэстен до сих пор жив.
Мы наблюдали за ним, ожидая доказательств того, что он набирает людей, но Осферт считал, что Хэстен слабел, а не усиливался.
— Ему придется проглотить свою гордость и присягнуть кому-то другому, — предположил он.
— Сигурду или Кнуту, — сказал я. Сигурд и Кнут были на данный момент самыми сильными датчанами в Британии, хотя ни один из них не был королем.
У них есть земли, богатства, стада, серебро, корабли, люди и амбиции.
— Зачем им нужна Восточная Англия? — полюбопытствовал я вслух.
— Почему бы нет? — ответил Финан. Он был моим ближайшим соратником, человеком, которому я больше всего доверял в бою.
— Потому что они хотят Уэссексс, — сказал я.
— Они хотят всю Британию, — отозвался Финан.
— Они выжидают, — сказал Осферт. — Чего?
— Смерти Альфреда, — сказал он. Он редко называл Альфреда «отец», словно, как и король, стыдился своего рождения.
— О, да, начнется хаос, когда это случится, — сказал Финан с удовольствием.
— Эдвард будет хорошим королем, — сказал Осферт осуждающе.
— Ему придется драться за это, — сказал я. — Датчане будут пробовать его на зуб.
— А ты будешь за него драться? — спросил Осферт.
— Мне нравится Эдвард, — уклончиво сказал я. Он мне нравился. Мне было его жаль, когда он был ребенком, потому что отец поместил его под контроль неистовых священников, чьей обязанностью было сделать из Эдварда идеального наследника для христианского королевства Альфреда.
Когда я встретил его вновь, прямо перед битвой при Бемфлеоте, он показался мне помпезным и нетерпимым молодым человеком, но ему нравилась компания воинов, а помпезность исчезла.
Он дрался хорошо под Бемфлеотом, а теперь, если можно верить сплетням Уиллибальда, он также узнал немного о том, что такое грех.
— Его сестра хотела бы, чтобы ты поддержал его, — многозначительно сказал Осферт, вызвав смех Финана. Все знали, что Этельфлед была моей возлюбленной, так же как и то, что отец Этельфлед был отцом Осферта, но большинство вежливо притворялось, что
Я бы с большим удовольствием провел рождество с Этельфлед, но Осферт сказал мне, что её призвали в Винтанкестер, а я знал, что мне не рады за столом Альфреда.
Кроме того, теперь я должен был доставить волшебную рыбу Эорику и волновался, что Сигурд и Кнут совершат набег на мои земли, пока я нахожусь в Восточной Англии.
Сигурд и Кнут отплыли на юг прошлым летом, отправив свои корабли к южному побережью Уэссекса, в то время как армия Хэстена опустошала Мерсию.
Два датчанина из Нортумбрии рассчитывали отвлечь армию Альфреда, пока Хэстен атакует северные границы Уэссекса, но Альфред и так отправил ко мне свои войска. Хэстен лишился своей военной мощи, а Сигурд и Кнут обнаружили, что они не в силах захватить какой-либо из бургов Альфреда, укрепленных городов, которые были разбросаны по всей земле саксов, и поэтому они вернулись на свои корабли. Я знал, что на этом они не успокоятся.
Они были датчанами, что значит — строили планы со злым умыслом.
Поэтому на следующий день, по талому снегу, я взял Финана, Осферта и еще тридцать человек и повел их в земли олдермена Беорнота. Мне нравился Беорнот.
Он был старым, седым, увечным и вспыльчивым. Его земли находились на самом краю Саксонской Мерсии, и все на север от него принадлежало датчанам, что значит, последние несколько лет он был вынужден защищать свои угодья и деревни от атак людей Сигурда Торсона.
— Боже всемогущий, — приветствовал он меня, — не говори, что ты надеешься остаться на рождественский пир в моем замке!
— Я предпочитаю хорошую пищу, — ответил я.
— А я предпочитаю приличных гостей, — парировал он и крикнул слугам, чтобы они увели наших лошадей. Он жил немного северо-восточнее от Товечестера в великолепном доме, окруженном амбарами и конюшнями и защищенном крепким частоколом.
Пространство между домом и самым большим амбаром сейчас было залито кровью от забоя скота.
Мужчины подрезали испуганным животным подколенные сухожилия, чтобы пригнуть их к земле и держать в неподвижности, пока другие убивали их ударом топора в лоб.
Подергивающиеся туши оттаскивали в сторону, где женщины и дети с помощью длинных ножей свежевали и разделывали их.
Собаки следили и дрались за обрезки потрохов, которые бросали в их сторону. Воздух вонял кровью и экскрементами.
— Это был хороший год, — сказал мне Беорнот. — В два раза больше приплода, чем в прошлом году. Датчане оставили меня в покое.
— Не было набегов на стада?
— Один или два, — он пожал плечами. С тех пор как я видел его в прошлый раз, его ноги парализовало, и его всюду переносили в кресле. — Старый я стал, — сказал он мне. — Умираю снизу вверх. Думаю, ты хочешь эля?