Смерть королей
Шрифт:
— Весело распевая, — добавил брат Джон, — словно пташки.
Итак, я должен был отправиться в Восточную Англию с полудюжиной цветастых знамён и в компании целой толпы поющих монахов? Сигурду бы это понравилось.
В его интересах было помешать заключению этого соглашения, и лучший способ сделать это — напасть на меня из засады до того, как я доберусь до Хантандона.
Я не был уверен, что именно это он и задумал, я всего лишь предположил, что такое возможно.
По имеющимся у меня сведениям Сигурд действительно
Я отвесил Сигунн легкий шлепок чуть пониже спины.
— Ты хотела бы отпраздновать Йолль в Элее? — спросил я ее.
— Рождество, — один из близнецов не смог удержаться, чтобы тихо не поправить меня, а затем побледнел от взгляда, который я бросил в его сторону.
— Я бы лучше провела Йолль здесь, — сказала Сигунн.
— Мы едем в Элей, — ответил я ей, — и ты должна надеть те золотые цепочки, что я тебе подарил. Важно, чтобы мы произвели глубокое впечатление, — добавил я, а затем взглянул на Уиллибальда, — Не так ли, отец?
— Ты не можешь взять ее с собой! — зашипел на меня Уиллибальд.
— Разве?
Он хлопнул в ладоши. Он хотел сказать, что великолепие двора Альфреда будет осквернено присутствием языческой красавицы, но ему не хватило мужества произнести эти слова вслух.
Он просто уставился на Сигунн, которая была вдовой одного из датчан, убитых нами при Бемфлеоте.
Ей было около семнадцати — гибкая стройная девушка со светлой кожей, бледно-голубыми глазами и волосами цвета золота.
На ней был пышный наряд, бледно-желтое льняное платье, отороченное замысловатыми синими лентами с вышитыми на них драконами по подолу, вырезу и рукавам.
Золото у нее на шее и на запястьях было символом того, что она относилась к привилегированному классу, собственности лорда.
Она была моей, но большую часть своей жизни она имела дело лишь с хэстенскими мужчинами, а Хэстен находился в другой части Британии, в Честере.
Вот почему я хотел взять Сигунн в Элей.
Был Йоль 898 года и кто-то пытался убить меня.
Вместо этого я убью их.
Ситрик подчинился моим приказам со странной неохотой, но мужчина, которого он привел ко мне, был хорошим выбором.
Он был молод, ему было едва ли больше двадцати, и он называл себя чародеем, хотя на самом деле он был жуликом, путешествующим от города к городу, продавая талисманы и амулеты.
Он называл себя Лудда, хотя я сомневался, что это было его настоящее имя, и его сопровождала маленькая темноволосая девушка по имени Тэг, которая сердито смотрела на меня из-под густых черных бровей и спутанных волос в форме птичьего гнезда.
Кажется, она забормотала что-то себе под нос, как только взглянула на меня.
— Она произносит заклинание? —
— Она умеет, господин, — ответил Лудда.
— А сейчас она колдует?
— О, нет, господин, — торопливо заверил меня Лудда. Он, также как и девушка, стоял на коленях. У него было обманчиво открытое лицо с большими голубыми глазами, большим ртом и беглой улыбкой.
За его плечами был мешок, в котором, как оказалось, находились его амулеты — в основном, эльфийские камни и сияющий горный хрусталь, а также висела связка кожаных мешочков, в каждом лежали по одному-два куска ржавого железа.
— Что это? — спросил я, слегка ударив ногой по мешочкам.
— Ах, — произнес он и робко улыбнулся.
— Тот, кто обманывает людей, живущих на моей земле, бывает наказан, — сказал я.
— Обманывает, господин? — он смотрел с невинным выражением лица.
— Я топлю их, — сказал я, — или вешаю. Ты видел тела на улице?
Тела двух человек, которые пытались убить меня, все еще висели на вязе.
— Сложно не заметить их, господин, — ответил Лудда.
Я поднял один кожаный мешочек, открыл его и высыпал два ржавых гвоздя на свою ладонь.
— Ты говоришь людям, что если они на ночь положат этот мешочек под подушку и помолятся, тогда железо превратится в серебро?
Большие голубые глаза стали еще больше.
— Зачем мне говорить такие вещи, господин?
— Чтобы разбогатеть, продавая железное барахло в сотни раз дороже его настоящей цены, — ответил я.
— Но если бы они молились усердно, господин, тогда Всемогущий Господь мог бы услышать их молитвы, разве нет? Я бы поступил не по-христиански, если бы не дал простым людям надежду на чудо, господин.
— Мне следует тебя повесить, — сказал я.
— Повесьте ее вместо меня, господин, — быстро сказал Лудда, повернув голову к девушке, — она из Уэльса.
Мне пришлось рассмеяться. Девушка нахмурилась, а я дал Лудде дружескую пощечину. Много лет тому назад я купил один из таких чудо-мешочков, веря в то, что молитва каким-то образом превратит пыль в золото, и купил я его у такого мошенника, как Лудда.
Я приказал ему встать, а слугам принести ему и его девушке пиво и еду.
— Если бы я отсюда направлялся в Хантандон, — спросил я у него, — какой дорогой мне идти?
Он несколько секунд обдумывал вопрос, пытаясь понять, нет ли в нем ловушки, затем пожал плечами.
— Это несложный путь, господин.
Идите на восток к Беданфорду и найдете хорошую дорогу к Эанулфсбириг. Там перейдете реку, господин, и направляйтесь на северо-восток к Хантандону.
— Какую реку?
— Узе, господин, — нерешительно произнёс он. — Известно, что по реке язычники доплывали на своих кораблях до Эанулфсбирига. Там есть мост.
— В Хантандоне есть ещё один мост, который надо пересечь, чтобы попасть в поселение.