Смерть королей

Корнуэлл Бернард

Мы были на верхнем этаже римского дома, одного из тех поразительных зданий, где имелись лестницы, взбирающиеся с этажа на этаж. Луна светила через окно и через дыры в крыше, где обвалились куски сланца. Было холодно, так что мы завернулись в одеяла.

— Король не должен бояться, — сказал я.

— Эдвард знает, что люди сравнивают его с отцом. Он пытается понять, как бы сейчас поступил отец.

— Альфред призвал бы меня, читал бы мне наставления минут пять, а потом дал бы армию.

Она лежала в моих объятьях

молча и смотрела на крышу в пятнах лунного света.

— Как ты думаешь, у нас когда-нибудь будет мир? — спросила она.

— Нет.

— Я мечтаю о дне, когда мы сможем жить в большом доме, ездить на охоту, слушать песни, гулять у реки и никогда не бояться врага.

— Мы с тобой?

— Только мы с тобой, — она повернула голову, так что волосы упали на глаза, — только мы с тобой.

На следующее утро Эдвард приказал Этельфлед вернуться в Сирренкастр, приказ, который она подчеркнуто проигнорировала.

— Я сказала ему, чтобы дал тебе армию.

— И что он ответил?

— Что он король и сам поведет армию.

Ее муж приказал Меревалу вернуться в Глевекестр, но Этельфлед убедила мерсийцев остаться.

— Нам нужен каждый достойный муж, — объяснила она ему, и это было правдой, но не для того, чтобы гнить в Лундене.

У нас была целая армия, более четырех тысяч и пяти сотен воинов, и она занималась лишь охраной стен и глазела на неизменный сельский пейзаж за ними.

Мы ничего не предпринимали, а датчане опустошали сельскую местность в Уэссексе, но не делали попыток взять штурмом бург. Осенние дни становились короче, но мы по-прежнему нерешительно сидели в Лундене.

Архиепископ Плегмунд вернулся в Контварабург, и я подумал, что его отъезд может придать Эдварду смелости, но епископ Эркенвальд остался с королем и советовал соблюдать осторожность.

То же самое делал и отец Коэнвульф, личный священник Эдварда и ближайший советник.

— Не похоже, что датчане подняли руки вверх, — говорил он Эдварду, — так что я боюсь попасть в ловушку. Позволь им сделать первый шаг, мой король. Они точно не могут вечно стоять на месте.

По крайней мере, в этом он был прав, и когда осенние холода незаметно перешли в зиму, датчане наконец пришли в движение.

Они были столь же нерешительны, как и мы, и теперь просто перешли реку обратно у Кракгелада и отправились назад тем же путем, что и пришли. Разведчики Стеапы доложили нам об их отступлении, и днем за днем приходили донесения о том, что они направляются обратно в Восточную Англию, забрав рабов, скот и награбленную добычу.

— И однажды они вернутся, — сказал я совету, — датчане из Нортумбрии отправятся домой на своих кораблях. Они ничего не добились, только забрали много рабов и скота, но и мы тоже ничего не получили.

— Король Эорик нарушил договор, — высокомерно отметил епископ Эркенвальд, хотя смысл этого замечания от меня ускользнул.

— Он

обещал поддерживать с нами мир, — сказал Эдвард.

— Он должен быть наказан, — мой король, — настаивал Эркенвальд. — договор был освящен церковью!

Эдвард бросил взгляд на меня.

— А если воины из Нортумбрии отправятся домой, — сказал он, — Эорик будет очень уязвим.

— Когда они отправятся домой, — подчеркнул я. — Они могут подождать и до весны.

— Эорик не сможет прокормить столько людей, — заметил олдермен Этельхельм. — Они быстро покинут его королевство! Взгляните, как нам сложно прокормить армию.

— Так ты собираешься атаковать зимой? — спросил я насмешливо. — Когда реки вышли из берегов, идет дождь, и нам придется пробираться по замерзшей грязи?

— Бог на нашей стороне! — объявил Эркенвальд.

Армия стояла в Лундене уже почти три месяца, и запасы продовольствия в городе заканчивались. Врага не было у ворот, так что на склады постоянно прибывало новое продовольствие, но для этого требовалось огромное количество повозок, буйволов, лошадей и людей.

А воины скучали. Некоторое винили людей из Кента за то, что те задержались с прибытием и, несмотря на то, что мне пришлось повесить человека, постоянно случались драки, в которых погибли несколько дюжин воинов.

Армия Эдварда была недовольна, незанята и голодна, но возмущение епископа Эркенвальда предательством Эорика священного договора каким-то образом воодушевило совет и убедило короля принять решение.

Несколько недель мы проявляли милосердие к датчанам, но теперь, когда они покинули Уэссекс, совет внезапно обнаружил в себе мужество.

— Мы должны последовать за врагом, — объявил Эдвард, — и забрать всё, что было украдено у нас, и отомстить королю Эорику.

— Если мы последуем за ними, — сказал я, посмотрев на Сигельфа, — нам понадобятся лошади.

— У нас есть лошади, — заявил Эдвард.

— Не у всех людей из Кента.

Сигельфа это возмутило. Он был человеком, как мне показалось, готовым оскорбиться при малейшем намеке на критику, но он знал, что я был прав. Датчане всегда передвигались верхом, и армия, которую замедляют пешие воины, никогда не догонит их или не сможет быстро отреагировать на передвижения врага.

Сигельф бросил на меня сердитый взгляд, но удержался от искушения огрызнуться, вместо этого он посмотрел на короля.

— Ты можешь одолжить нам лошадей? — спросил он Эдварда. — Как насчет лошадей местного гарнизона?

— Веостану это не понравится, — безрадостно сказал Эдвард. — Конь — это ценное имущество воина, и никто не одолжит его мимоходом незнакомцу, отправляющемуся на войну.

Все замолчали, а потом Сигельф пожал плечами.

— Тогда позволь сотне моих людей остаться здесь с гарнизоном и, как там его зовут, Веостаном? Он может отправить взамен сотню всадников.