Смерть носит пурпур
Шрифт:
– Могу доказать, что этот песок был куплен в магазине Гольдберга…
Такие аргументы были откровенно слабы.
– В суде будете доказывать, – ответил пристав, и городовым была дана команда взять наглеца. Крепкие мужчины переглядывались и ждали, кто рискнет первым. Соваться вперед никто не желал.
– Что у вас происходит? Что за вопли, пристав?
Все так были увлечены поимкой убийцы, что не заметили, как в приемное отделение заглянул Лебедев. Перед великим криминалистом расступились, он подошел к Ванзарову.
– Только представьте, Аполлон Григорьевич, я опять под арестом…
– Пристав, вы пьяны? – поинтересовался Лебедев. – Немедленно…
Что должно было последовать «немедленно», осталось неизвестно. Весь жар, что кипел в душе, Врангель вылил на своего обидчика. Он кричал, что здесь командует он, и если кому угодно, пусть отправляется к себе в Департамент и командует там. И неча здесь свои порядки устанавливать. Мол, не велика птица, чтобы перед ним на цыпочках ходили. Ну, и тому подобное.
Лебедев ждал, пока пристав не захлебнулся от нахлынувших чувств.
– Этого я так не оставляю, – сказал он. – Вы еще очень пожалеете, что позволили себе подобную выходку… Я немедленно отправляюсь в почтово-телеграфную контору и отправлю рапорт о вашем поступке директору Департамента. Совсем от безделья с ума посходили…
– Извольте! – Пристав хоть и дышал тяжело, но запал не истратил. – Скатертью дорога! Можете не возвращаться!.. А ваш дружок вот у меня где!.. – Он потряс папкой с показаниями. – Взять его!
На этот раз городовые очнулись сразу. Накинувшись, вцепились кто за что ухватился, и держали в отчаянном напряжении, словно тот мог улететь. Впрочем, браслеты надеть забыли. Ванзаров не сопротивлялся, расслабив мышцы и словно засыпая в руках городовых, даже веки прикрыл. Костюм подвергся терзаниям, но ему было уже все равно.
– Аполлон Григорьевич! – Ванзаров вдруг очнулся, дернулся, как будто на свободу, но на нем повисло шестеро. – Я понял! Я все понял!..
Лебедев немедленно вернулся.
– Родион Георгиевич, не волнуйтесь, это глупое происшествие скоро закончится… А этот, – он кивнул в сторону пристава, – еще пожалеет.
– Это пустяки, не о том речь… – Ванзаров повис на руках городовых. – Я понял, что упустил, когда мы осматривали дом Федорова. Убийца оставил улику, изобличающую его! Вещь надо забрать… Сделайте это сами!
– Скажите мне, что за улика? – спросил Лебедев, пытаясь протиснуться ближе, но городовые стояли насмерть. Видно, боялись упустить бесценную добычу.
Ванзаров произнес слово одними губами.
– А… Понял вас! Хорошо, эта мелочь никуда не денется. Сначала вызволим вас… Пристав, готовьтесь искать себе место ночного сторожа или брандмейстера! – заявил Лебедев и удалился, помахивая чемоданчиком.
Что ждет в грядущем Врангеля, было не ясно. Пока же поле боя осталось за ним. И он приказал вести арестованного в камеру. Подхватив крепкое тело, городовые вынесли его в тюремную часть. Пристав смог облегченно вздохнуть, только когда щелкнул замок камеры.
56
Между вторым и третьим часом наступает глухая пора. Еще далеко до рассвета, еще не пропел петух, и тьма властвует безраздельно. Тот, кто выходит в эту пору ночи, не боится тьмы. Если он сам тьма.
На Гатчинской дороге было пустынно. Давно уже проехала поздняя пролетка, городовой сделал поздний обход и успокоился до утра. Ветер стих, каждый звук отдавался шорохом. Кто-то шел быстрым шагом, держась ближе к лесу. Контуры фигуры неясно размывались во мгле. Запоздалый путник часто оглядывался, пока не оказался напротив дома-с-трубой. Он зашел за деревья и стал внимательно высматривать что-то на той стороне дороги. Заметить его было затруднительно. Зато дом открывался перед ним как на ладони. Терпеливо выждав, он пересек дорогу, низко нагибаясь, и побежал к самому дому. Проскочив в отрытую калитку, обогнул правый флигель и оказался на заднем дворе. Здесь он присел на корточки, совершенно растворившись на фоне стены. Дыхание его не сбилось, он прислушивался и чего-то ждал.
Наконец занялся задней дверью. Замок был вырван и грубо вставлен на место. Справиться с ним было парой пустяков. Что-то хрустнуло, створка с тихим визгом отошла. Он оглянулся. Темнота путала детали, но ничто не вызвало у него тревоги. Оставив дверь приоткрытой, он проскользнул внутрь.
В доме шуршала мутная тишина. Он старался ступать аккуратно, но половицы нет-нет да и выдавали его шаги тягучим скрипом. Выйдя из кухонной лаборатории, он прошел в гостиную и прислушался. Ничто так не смущает чувства, как пустой дом ночью. То и дело кажется какая-то ерунда. Тратить на нее время не следует.
Появился потайной фонарь, в нем вспыхнул огонек. Света хватало на то, чтобы по полу бегало хилое пятнышко света. Он методично просматривал каждый светлый участок. Пройдясь вдоль и поперек комнаты, он ничего не нашел.
– Вам помочь?
Голос в тишине прозвучал, как выстрел. Он не испугался, фонаря не выронил, а направил луч туда, откуда прозвучал вопрос.
– Так и знал… Не хотел приходить, знал ведь, что ловушка.
– Не эту вещицу искали?
В темноте блеснул крохотный медальон.
– Такая досада, не заметил, как потерял. А вы глазастый, Родион Георгиевич, любую мелочь подмечаете…
– Благодарю вас, – ответил Ванзаров. – Только вы ничего не теряли.
– Как же медальон у вас оказался?
– Позаимствовал в суматохе, когда делал вам перевязку, Николай Семенович.
– Ну, надо же… А я подумал, что обронил еще в прошлый вечер, когда в гости к Федорову заглянул, а вы крепко спали.
– Как же иначе, когда в наливку столько снотворного добавили. Себя-то в чувство как привели?