Смерть в своей постели
Шрифт:
— Вопрос возникает…
— Слушаю внимательно.
— Кто же заплатит за работу?
— Сколько вам не заплачено?
— За весь год и не заплачено.
— За год?!
— Мы и намекали, и открытым текстом, и за горло брали нашего Константина Александровича…
— И что же Объячев? Устоял?
— Устоять-то устоял… Да, видно, не все такие лопоухие, как мы, — сказал молодой парень. — К кому нам теперь за деньгами-то? Или все так и ахнулось?
— Не знаю, ребята, — развел руками Пафнутьев. — Вопрос не простой. И если уж говорить откровенно…
— Ну? Ну? — нетерпеливо, почти хором заторопили его рабочие, побледнев от дурных предчувствий.
— Не завидую я вам.
— Да не надо нам завидовать! Мы тоже никому не завидуем! Нам деньги нужны!
— Понимаю, — кивнул Пафнутьев. — Хорошо вас понимаю. И потому не завидую. И сразу говорю — не по моей это специальности. Моя забота убийцу найти.
— А почему к нам пришли с этим делом?
— Не только к вам, я ко всем подхожу. Народу в доме не так уж много, человек пять, семь… С вами чуть побольше. Убийца в доме. Кто?
Но даже эти суровые слова не смогли сбить мужиков с их собственных проблем, похоже, они и не услышали вопроса Пафнутьева, озабоченные уплывающими из рук деньгами, которые зарабатывали целый год. Они смотрели Пафнутьеву в глаза, и он хорошо видел, что нисколько не заботит их поиск убийцы, что думают они сейчас только о деньгах. Впрочем, их напряженное, сосредоточенное молчание могло быть истолковано совсем иначе. И Пафнутьев мог при желании озвучить сейчас их мысли иначе — все ли сделано чисто, не осталось ли следов, нет ли чего такого, за что их могут привлечь, уличить и посадить надолго.
Всматриваясь в лица мужиков, вслушиваясь в их горестные причитания, Пафнутьев не мог избавиться от впечатления, что во всем этом таится какой-то второй смысл. Или рабочие недоговаривают, или говорят не самое главное. То вдруг без всякой надобности быстро переглянутся, словно сверяя свои слова, словно советуясь. И еще видел Пафнутьев — нет, все-таки нет в них истинной горести, боли, разочарования. Не так себя ведут люди, которые, отработав год, вдруг обнаруживают, что получать нм нечего и даже более того — не от кого. В какой-то неуловимый миг показалось ему, что они не столько печалятся, сколько хотят показать свою опечаленность.
И он решил проверить свои впечатления.
— Как же вас дома-то встретят? Там же на деньги надеются? Наверное, в долги залезли в надежде на ваши заработки?
— Ой, не знаю, не знаю! — запричитал, раскачиваясь из стороны в сторону, старший рабочий. — Боюсь даже думать об этом, боюсь даже представить, что будет, когда скажу все, как есть. — Он замолчал, продолжая раскачиваться с закрытыми глазами.
Нет, не убедили эти слова Пафнутьева. Холодными показались. Так может произносить текст слабенький актер, но не человек, которого только что ограбили, который минуту назад узнал, что обманут подло и нагло.
— Как вас зовут? — спросил Пафнутьев чуть жестковато, не отделавшись еще от впечатления, что его разыгрывают.
— Меня Васыль Вулых, а вуйко — Степан Петришко.
— Вуйко? Это имя такое?
— Нет, вуйко — это вроде дядька, вообще, старший, уважаемый…
— Понял, — кивнул Пафнутьев. — Он, значит, вуйко, а ты совсем даже не вуйко?
— Дело не в этом… Парень помоложе может назвать меня вуйко. Посреди нас двоих — Степан для меня вуйко, а я для него просто Васыль.
— Как я понимаю… в доме жили не очень мирно?
— Какой там мир! — воскликнул Степан, и Пафнутьев вдруг уловил, почувствовал в его голосе ту искренность, которой так не хватало ему до сих пор. И с облегчением убедился, что первое его впечатление не ложное, не надуманное, не вызвано дурной подозрительностью. — Грызлись все, как собаки!
— Вы здесь питались? — спросил Пафнутьев.
— Да, — подтвердил Степан. — Нас кормили.
— В подвале?
— Когда хозяин был дома, то за общим столом.
— Все вместе? — удивился Пафнутьев.
— Да, разом.
— И выпить давали?
— Если хозяин пил, то и нам подносили. Что он пил, то и мы.
— Так нечасто бывает.
— Так почти не бывает, — сказал Васыль. — Потому и терпели год… Вроде, за одним столом питаемся, не кормят, как собак где-то во дворе, за углом… Все за столом — и мы за столом. Получалось, что вроде как одна семья… Потому и язык не поворачивался каждый раз кричать: «Давай деньги! Давай деньги!».
— А когда гости?
— Смотря какие гости… Если его люди, из города, по своим делам, то, конечно, он сидел с ними наедине. Если приходили соседние застройщики… Вместе сложности обсуждали, за одним столом.
— Да ладно тебе трепаться! — вдруг сорвался Степан. — Зарядил — за одним столом, за одним столом… Триста лет в гробу я видел его стол! Ты мне отдай положенное, а я уж как-нибудь сам прокормлюсь! Тоже еще — благодетель! Дерьмом он жил, дерьмом и подох.
— И вам совсем-совсем его не жалко? — удивился Пафнутьев.
— Кого? Объячева, что ли? Триста лет в гробу в белых тапочках! Он как-то проболтался — в ресторане посидел вечерок со своими ребятами…
— И что? — спросил Пафнутьев. — Хорошо посидел?
— Наша с Васылем годовая зарплата! Вот цена их ужина. Не собирался он нам платить, не собирался! Это я знаю точно и всегда Васылю повторял. Он не верил. А сейчас хошь-не хошь, а верь!
— Теперь-то уж точно заплатить не сможет.
— И не собирался! — твердил свое Степан. — Я тебе это говорил? Спрашиваю — говорил?
— Было дело, — кивнул Васыль.
— Часто говорил?
— Частенько.
— Я прав?
— Ты всегда, Степан, прав.
— Вы сказали, что в этом доме все грызлись, как собаки, — напомнил Пафнутьев. — Что вы имели в виду? Лаяли, кусались, рычали?