Смертельно безмолвна - 2
Шрифт:
В ванной комнате припасено одеяло. Мама тянется к нему и накрывает им мои плечи и
трясущиеся ноги. Ее грудная клетка тяжело вздымается и опускается, но мама не злится. Она
никогда на меня не злится. Ласково поглаживает мокрые волосы и напевает себе что-то под нос,
что успокаивает меня, как колыбельная.
– Как злобен в бурю океан, – шепчет ее тихий голос, и я впитываю тепло, которое так и
исходит от ее объятий. – Но рыбы в глубине живут в недвижных водах,
– Как во сне, – повторяю я и разжимаю стиснутые в кулаки пальцы.
Ноги расслабляются, плечи резко поникают. Я ощущаю, как вода холодеет и катится по
моему телу, и сильнее укутываюсь в шерстяное одеяло. Мама заботливо целует меня в макушку, а
затем улыбается. Я не вижу, но чувствую, что теплота заполняет ее сердце.
– Идем.
Трудно представить мою жизнь без приступов и осложнений. Тогда это была бы и не моя
жизнь. Я живу так уже девять лет. Живу вместе с виной и угрызениями совести. Я не могу спасти
всех, а главное – не хочу. Но мои способности для этого и появились: чтобы я облегчала муки
тех, кто их испытывает. К сожалению, впитывая боль людей, я пропускаю ее через себя. Мой
организм больше не хочет тлеть от сомнений и разрываться на части от неразделенной любви.
Организм изношен, сердце требует справедливости, а рассудок так и верещит, что еще чуть-чуть
и спасать придется меня.
Когда я вижу человека, я вижу его неисправность. Вижу, в какой момент времени он
сломался, и внезапно нахожу пути исцеления. Надо прикоснуться к нему ладонью и лишь
впитать в себя его ощущения. Последствия бывают разными. В большинстве своем мне не
терпится вернуться домой, вырвать из груди все то, что мне не принадлежит. Но иногда я не
успеваю добраться до мамы. Я вырубаюсь, теряю сознание и еще долго блуждаю где-то далеко,
рассекая пространство и время абсолютно другим человеком.
Я ненавижу свои способности.
Я призвана помогать тем, кто не ценит моей помощи. Отказываться нет сил. Словно на дозе,
я ищу все новых искалеченных чужаков, которые так сильно во мне нуждаются. А потом я
помогаю им, а они уходят, не сказав ни слова. Даже не притворившись, что я дала им второй
шанс, дала им возможность задышать заново.
Люди – черные, пустые точки на огромной карте. Они сталкиваются, отталкиваются,
старательно делают вид, что мир был создан именно для них. Воздух, чтобы они дышали, земля,
чтобы по ней ходили. Люди не думают, что и без их присутствия воздух оставался бы воздухом,
как и земля землей. Люди много о себе возомнили. А я должна их спасать.
Почему?
Не хочу. Они не заслуживают.
Иногда
которое было даровано человеку. Совесть редкое явление, но самое действенное. Люди с
совестью живут не зря, они сожалеют о том, что сделали и о том, что упустили.
Ненавижу людей. Их желание быть лучше, сильнее, злее, опаснее. Они идут друг по другу, как по лестнице, а потом рыдают, словно не подозревали, как больно валиться вниз.
Я понимаю людей. Понимаю их чувства и мотивы, и, знаете, лучше бы их потаенные
желания так и оставались для всех загадкой, потому что зачастую за тем или иным плохим
поступком не стоит никакой высшей цели. Люди причиняют друг другу боль со злости, из
зависти. Они просто делают. И все. В этом нет смысла, но иначе они не умеют. Лучше бы я не
понимала и не знала отгадку. Лучше бы я оставалась в неведении и наивно полагала, что у
каждого слова есть причина. Но нет. Причин не существует, как и хороших людей.
Мы сидим за круглым, маленьким столом. Не смотрю на маму, просто разглядываю еду в
тарелке, понимая, что не хочу к ней притрагиваться. Я все чаще думаю о том, что я и дышать не
хочу. Умереть – это выбор? Или безысходность. Или же безысходность – тоже выбор? Сглатываю
ком в горле и хмурюсь, размяв пальцы под столом.
– Дел, еда остывает.
– Я н-не хочу, - запинаюсь и нервно подергиваю плечами, - н-не голодная.
– Сама не понимаешь, что говоришь. Не капризничай, ладно? – Мама улыбается. Она
постоянно мне улыбается. Отпивает воды и глядит на меня заботливым взглядом, словно просит
прощения. Ее родословная оставила отпечаток на наших жизнях. Ее бабушка была ведьмой. Из-
за ее родных мы стали такими. Но я никогда не винила мать. Мама то, что не дает мне утонуть.
Она единственный светлый человек на моем пути, и я никогда не хотела ее исцелить, потому что
всегда знала, что она сильная и не нуждается в помощи. – Была в магазине?
– Что?
– Ты была в магазине, выходила из дома.
– Да, - киваю и облокачиваюсь локтями о стол, - хотела к-купить ч-чай.
Чертов чай. Всего лишь магазин, всего лишь в нескольких сотнях метров от дома! И я
вернулась с твердым намерением захлебнуться на дне старой ванны. Мама понимающе и
серьезно кивает, как только она умеет, а я прохожусь пальцами по волосам. Они еще не до конца
высохли. Мокрыми полосами спадают на плечи, а за ними тянутся тонкие струйки.
– Мы же договорились, что ты будешь меня предупреждать, помнишь, Дел?