Смертельно прекрасна

Дьюал Эшли

– Твоя тетушка больна, Ари! – Горячо восклицает Мэтт, схватив меня за ладони. – Ей нужна помощь врача, а не священника.

– Откуда ты знаешь? Тебя там не было.

– Это ведь очевидно.

– Очевидно , что ты отрицаешь очевидное. – Язвит Хэрри и вновь надевает очки. У него трясутся руки, но он с силой прижимает их к коленям. – Ты можешь не верить людям и слухам, но поверь нам. Зачем Ари врать?

– Люди иногда видят то, чего нет. – Не унимается парень. – Они иногда…

– Я – не сумасшедшая. – Твердым голосом отрезаю я и пристально

смотрю на Мэтта. – Я знаю, что видела. И я видела тетю Норин, которая рычала и царапала ногтями стены; я это видела, Мэтт. Кровь на ее подбородке, черные вены на лице. Слышала звуки, которые она издавала. Шипение. Рычание… Это не ложь. Это правда. Вот она. Я говорю правду.

Мэтт выпрямляется и потирает широкими ладонями лицо. Сквозь его пальцы вдруг прорывается тяжелый выдох, и, закатив глаза, парень отрезает:

– Позвоню Джил. – Я уже собираюсь вскочить с кровати, но он продолжает. – Скажу, что сегодня не получится встретиться. Поужинаем с ней в следующий раз.

Мэтт медленно выходит из комнаты, а я опускаю взгляд на свои исцарапанные руки и зажмуриваюсь. Конец спокойной жизни. Она продлилась целых несколько дней. Теперь я даже не буду жертвой слухов и предубеждений. Теперь я действительно в заднице.

– Ты как?

Смотрю на Хэрри и измотано дергаю уголками губ.

– Отлично.

– Ари, это невероятно. Ты ведь понимаешь, что это…

– …невероятно. – Повторяю за парнем и поднимаюсь с кровати. Хэйдан выглядит в сто раз лучше меня. Я бы даже сказала, что он счастлив. Его опасения подтвердились. Что может быть чудесней? Теперь мы точно знаем, что он не сумасшедший. Теперь мы точно знаем, что с ума сошли не мы, а мир. Но разве это весело? Разве это интересно? Хэйдан не может унять возбуждение, искрящееся в его глазах, словно он раскрыл великую тайну , а я не могу унять дрожь в коленях, будто нацепила на свои ноги тяжеленный гири.

Осматриваю спальню и сплетаю на груди зудящие руки. Хэйдан обмотал их бинтом. Я выгляжу так, словно меня прокрутили на мясорубке, а потом решили сшить и склеить, и все бы ничего, но даже на лице есть порезы. Порезы от ее ногтей. От ногтей тети Норин.

Черт возьми! Стискиваю зубы и рычу. Как это возможно? Что с ней? Она ведь…, она не сумасшедшая. Она правильная, гордая женщина с ровной осанкой, поставленной речью и умным взглядом. Она – пример, идеал. Немного замкнутая , но внутри, в глубине добрая. Она – не то страшное животное, не тот монстр, что пытался меня убить. Она – другая.

Я прохожусь пальцами по черному столу, улыбаюсь, увидев учебник по биологии, и вдруг думаю, что теперь мне точно не до этого идиотского предмета. Вот и оправдание!

Неожиданно мой взгляд натыкается на рамку с фотографией. Я аккуратно поднимаю ее и подношу к глазам, потому что вижу предметы еще смазано из-за напухших век. Фото довольно старое, края смяты, ободраны. На снимке мужчина, женщина и мальчик лет пяти с пышной, черной шевелюрой, которая прикрывает его нефритовые глаза. Я понимаю, что это Мэтт.

Тут же. С овсем маленький. С одной стороны, наверняка, его отец, а с другой…

Мне трудно дышать… Пальцы стискивают рамку, и я сжимаю зубы так дико, что мне становится жутко больно. Я резко опускаю фотографию. Прикрываю пальцами лицо, так и стою, сгорбив плечи, словно оказываюсь абсолютно беззащитной.

Что со мной творится? Что происходит? Я не хочу верить, но не могу! Факты, они не перестают сваливаться мне на голову и барабанить по ней с невероятной силой. Я устала и напугана. Я не хочу, не хочу принимать все это. Не хочу.

– Ари, в чем дело?
– Хэрри оказывается рядом, и мне приходится посмотреть на него. Парень озадачено жмурится. – Все в порядке?

– Нет, Хэрри. Не в порядке.

– Ты чего?

Я протягиваю парню фотографию и отрезаю:

– Я видела эту женщину.

– Какую женщину? Маму Мэтта? Но как ты…

– Сегодня. Я видела ее сегодня на стадионе.

– Ты не могла… – Хэйдан нервно усмехается и забирает у меня рамку. Он смотрит на нее, а потом переводит растерянный взгляд на меня. – Она ведь умерла пять лет назад.

Горло наваливается кирпичами, горечью. Я сглатываю и шепчу:

– Знаю.

Неожиданно распахивается дверь , и заходит Мэттью. Он протягивает мне бардовый кардиган и кивает.

– Возьми. Другой женской одежды у меня нет, а это на днях оставила Джил.

Я натянуто улыбаюсь. Отлично. Одежда верующей католички на плечах ведьмы. Так и не поймешь сразу, смеяться или плакать. Мэтт переводит взгляд на Хэрри и хмурится:

– Все в порядке?

– У меня? Да, конечно. В смысле, все странно. Но в порядке. – Парень едва не роняет на пол рамку с фотографией, но вовремя хватается за нее пальцами и ставит на место. – Не знаю, как вы, а я хочу есть. Ари, ты хочешь есть? Уверен, что хочешь.

Он хватает меня за талию, тянет к двери, а я недоуменно свожу брови:

– Что ты делаешь?

– Не говори ему… - Едва слышно отрезает он мне на ухо. Его глаза становятся просто огромными, налитыми жалостью.
– Слышишь? Не говори, Ари. Не надо.

Не знаю, почему он так реагирует, но не сопротивляюсь. Наверно, о маме Мэтта тут не распространяются , а я не хочу раскрывать старые раны, пусть и должна, наверное.

В конце концов, я отрезаю:

– Еда – это хорошо. – Надо же подыграть Хэрри. – Я бы съела целого слона.

– Ну, слона у нас нет. Но есть отменная индейка.

– А сегодня день благодарения?

– Сегодня день благословения.

– И кого будем благословлять?

– Тебя и твое чувство юмора, - обращаясь к Хэрри, ворчит Мэтт, но тот отмахивается и вновь переводит на меня довольный взгляд.

– Благословим этот день, ведь ты, черт возьми, жива. Верно? Благословим твою тетю Мэри-Линетт, которая вовремя оказалась рядом, и меня, ведь я прирожденный доктор. Так и не скажешь, что всего полчаса назад у тебя на руках не было живого места.