Шрифт:
Annotation
Рассказ о стариках в современном обществе.
Слуцкий Вадим Ильич
Слуцкий Вадим Ильич
Снега Аннапурны
Случайного прохожего, оказавшегося между 4-мя
Город ещё спал, не ходили даже трамваи. На совершенно пустой улице, частью освещённой, частью погружённой в густой сумрак (горели не все фонари, в домах же не светилось ни одно окно), не было ни живой души. Как вдруг с правой стороны, если встать лицом к морю, в стене трёхэтажного кирпичного дома с пронзительным скрипом и скрежетом открылась дверь. Она открылась широко, настежь.
Никто не подумал бы, что эта дверь способна открыться, да ещё в такой час. Страшно запущенная, с облупившейся бледно-зелёной краской, с маленьким подслеповатым глазком, она сливалась со стеной. И окно рядом с дверью казалось давно заброшенным, мёртвым: сквозь пыльное стекло ничего нельзя было рассмотреть.
На двери не было номера, вывески - вообще ничего. Что эта дверь вообще тут делает? Подъезд должен быть со двора. Но дверь открылась, и на улицу вышел человек.
Это был высокий, кряжистый старик, на вид лет 70 - 75-ти. Волосы, совсем седые, коротко подстриженные, казались белым шлемом над тёмным, загорелым лицом. На нём была просторная, с многочисленными карманами, брезентовая куртка, когда-то цвета хаки, теперь сильно выцветшая, и чёрные с вытертыми коленями штаны. На ногах - садовые резиновые калоши.
Старик выкатил на улицу тележку и закрыл дверь огромным ключом. Тележка его тоже привлекала внимание. Это была сетчатая металлическая тележка из супермаркета. Внизу, над колёсами, пристроен фанерный ящик. Сверху - другой, картонный упаковочный ящик, обтянутый грязной полиэтиленовой плёнкой, с многочисленными ячейками внутри. Сбоку торчал большой лист картона, тоже завёрнутый в толстую плёнку, с какими-то рисунками.
Старик положил ключ в карман и медленно побрёл по улице вниз, затем свернул в переулок налево. Он внимательно смотрел по сторонам, будто что-то искал на земле.
Может быть, это тёмный эльф из сказки, и он ищет клад?
Но вот "эльф" нагнулся и что-то подобрал в траве под пыльной акацией. Бутылка! Старик-эльф собирал бутылки.
Но почему ночью?
Кроме того, в Одессе бутылки собирают, в основном, бомжи и пьяницы. А этот внушительного вида седой джентльмен вовсе не походил на пьяницу, и бомжем он, видимо, не был, раз у него есть ключ от квартиры, где, может, и не лежат деньги, но, судя по всему, он там всё-таки живёт.
Странный старик.
Последовав за ним и дальше, мы убедились бы, что каждую найденную бутылку он тщательно рассматривает, после чего достаёт огромный лист картона с рисунками, разглядывает его и затем что-то записывает в мятой школьной тетради.
Может быть, это учёный-социолог, и он готовит диссертацию на тему "Что пьют в городе Одессе?"? Но что-то староват!
Интересный старик, но загадочный.
Но вряд ли у нас хватило бы терпения идти за ним и дальше. Двигался он медленно, и нам бы это наскучило.
Если же часа через 3-4 мы оказались в начале той узкой мощёной улочки, где находится странная дверь, то могли бы увидеть того же старика снова. Он по-прежнему катил перед собой тележку, только она теперь закутана сверху грязной полиэтиленовой плёнкой, так что бутылок не видно.
Старик идёт всё так же медленно, но больше не смотрит по сторонам и вниз. Наверное, он уже собрал достаточно большую коллекцию бутылок. Город давно проснулся, светит солнце. Дети бегут в школу, спешат на работу взрослые. Старый человек пристально, с каким-то жадным любопытством, вглядывался в лица людей, особенно, детей. Так смотрят на близких или друзей, которых не видели давным-давно.
На старика никто не обращал внимания, но ему, видимо, нравилось идти по улице среди городской суеты в этот утренний час: иногда он даже слегка улыбался.
Добравшись до своей двери, он открыл её огромным, будто из сказки, ключом, распахнул дверь, так что она наполовину перегородила узкий тротуар, и вкатил внутрь тележку.
Потом закрыл дверь изнутри.
Старика звали Григорий Иосифович Муляр.
Не так давно он отметил своё 90-летие.
Хотя "отметил" - это громко сказано.
Накануне он подобрал на Привозе, в брошенном ящике, оставленные кем-то несколько помятых абрикосов. Тщательно срезав с них части, уже поддавшиеся гниению, он положил их в холодильник. Кроме того, вечером он купил в магазине булочку с кунжутом за 3 гривны (самое дешёвое хлебобулочное изделие в этом магазине) и пачечку шоколадного масла, которое очень любил. И утром, в день юбилея, придя домой с обхода, съел на завтрак эту булочку с шоколадным маслом и абрикосы, вкус которых он совсем забыл.
А вечером зажёг на столе у окна, возле портрета мамы, поминальную свечу. Когда-то, лет 20 назад, ему прислали эту свечу из Израиля. Она была толстая, в жестяном панцире. Свеча горела 25 часов. Рядом в зелёной бутылке из-под шампанского он поставил букет полевых цветов, собранных на круче над Отрадненским пляжем: там были львиный зев, васильки, зверобой и две маленькие розовые мальвы.
Перед тем, как лечь спать, Григорий Иосифович немного посидел у стола, глядя на мерцающий огонёк горящей свечи. Как всегда, в торжественные дни он вспоминал маму. Ему удалось воскресить в памяти один давно забытый эпизод. Как-то он развлекался во дворе тем, что бросал камешки в других детей, и попал девочке, Гите Грозовской, прямо в глаз. Чудом она не ослепла. Мама тогда повела его к соседям извиняться. Он вспомнил её лицо: огорчённое и строгое.