Снежный ком

Чехов Анатолий Викторович

— Дядя Коля, ну как вы не понимаете? В том-то и дело, что не прибили! Сначала папа, а потом я, когда родился… То планки не было, то гвоздей, то молотка…

— Это ж сколько годов-то прошло? — почесывая подбородок, прикинул дядя Коля. — Да уж наверняка поболе дюжины… Тебе-то двенадцать?.. В год по планке приколачивать, и то всю мойку можно доверху заколотить… Вот тут-то она, ребята, собака и зарыта.

Дядя Коля был, конечно, прав. Если бы мы вовремя прибили планку под мойкой в кухне, не было бы тех неприятностей, которые

уже случились и которые нас еще ожидали.

И тут я решил задать вопрос, на который даже папа затруднялся ответить.

— Дядя Коля, — спросил я, — а вы хотели бы стать английской королевой?

— Чего?

От неожиданности дядя Коля вытянул шею и даже мазать кистью перестал.

— Ну это… — сказал я, — английской королевой хотели бы стать?

— А какого лешего я в том королевстве забыл? Мне и дома хорошо…

Дядя Коля смотрел на меня подозрительно.

— А кашалотом? — спросил я.

— Ну ты, парень, того-этого, не заговаривайся. Еще обормотом обзовешь…

— Я не заговариваюсь, дядя Коля…

Нет, никто не хотел вместе со мной подумать, кем же лучше быть, кашалотом или английской королевой? Мне же эта задача не давала покоя с того самого дня, когда я увидел по телику, как английская королева открывала прошлую олимпиаду в Монреале. А кашалот как раз в это время проглотил английского матроса с китобойного судна. Об этом я прочитал в журнале «Катера и яхты». Потом его спасли, этого матроса, и оживили… Только кашалота жалко, потому что ему разрезали живот…

— Ну так как, дядя Коля? — теряя последнюю надежду, спросил я.

— Чего?..

— Насчет кашалота…

— Тьфу!.. Мне бы твои заботы! — только и сказал дядя Коля и еще некоторое время подозрительно на меня посматривал.

Выручил меня Павлик, ловко переменив разговор.

— Дядя Коля, — спросил он, — а вы с Жизнерадостным Сереней дружите?

— А кто ж с ним будет дружить?

— А почему?

— Так он же — законченный алкоголик! Лет десять уже обретается на свалке истории.

— На какой свалке?

— А там, где все отбросы…

— А тети Клопина Наташка его к себе в папы приводила.

— Эх-хе, — неожиданно погоревал дядя Коля. — когда своего папы нет, и алкоголика приведешь… Девчушка-то неплохая, а вот ей и матери, Клеопатре, значит, в жизни не повезло: свой не лучше был…

— Так тетя Клопа прогнала Сереню, — сказал я. — Он даже с лестницы съехал.

— Правильно сделала.

— А Наташка опять все по дворам ходит, пап ищет, — вставил Павлик.

— Малышка, несмышленыш… Где ж их возьмешь? Они и захудалые на дорогах не валяются. А хорошие, так тем более…

Щелкнул замок входной двери, вошел папа.

— Ну вот, как раз кстати, — приветствовал его дядя Коля. — Давай, переодевайся во что старое, будешь мне полосы подавать, а я начну клеить.

— Сейчас. Только с ребятами разберусь в одном деле, — ответил папа. — Попугай-то ваш где?

Мы

с Павликом невольно переглянулись.

— Ладно тебе с попугаем, — сказал дядя Коля. — Тут и кашалотов и английских королев навалом… Клей высыхает. Эвон сколько полос заготовил!.. Маша моя сегодня в ночь дежурит. Помогать некому. Так что ты кстати пришел… Ребята, где у вас тряпка?

Ничего не ответив папе, мы со всех ног бросились подавать дяде Коле тряпку, что оставила нам для этого дела мама.

— Ну ладно, — сказал папа. — Раз уж намазал, будем клеить… А насчет попугая тоже не мешает до сути дойти.

Мы с Павликом и тут промолчали: знал бы он, что Жако уже у бабушки, досталось бы нам на орехи.

Папа надел «рыбацкие» брюки, старую рубашку и стал подавать дяде Коле сложенные волнами полосы обоев. Дядя Коля быстро и ловко наклеивал их на стену. Я и Павлик готовили им новые куски, раскатывали рулоны на полу. Некоторое время все четверо работали молча.

— Слышь, Петр Яковлич, — сказал дядя Коля. — Приметил я, ребята животин разных любят. Хомячки у них были, о собаках убиваются, попугая, говоришь, купили… Свозил бы их на стройку в наш новый микрорайон, показал бы, как там и чего… Одно дело Птичий рынок, и совсем другое, как оно в жизни бывает…

— А ведь это мысль, — немного подумав, согласился папа. — Только не слишком ли круто будет?

— В самый раз, — заверил его дядя Коля. — Не маленькие…

— Разве что мать будет против, — предположил папа.

— А у нее сегодня родительское собрание, она поздно придет, а завтра рано уйдет, — поспешил я успокоить папу. Мне тоже не хотелось, чтобы они опять поссорились.

— Па, возьми нас с собой в микрорайон!

— Возьмите, дядя Петя! — взмолился и Павлик.

— А ты что голос подаешь? — осадил его папа. — Спроси сначала у своих родителей, потом уже «возьмите».

— Я сейчас! Они позволят!.. Слав, я быстро!.. А вы нам всю стройку покажете?

— Покажу и стройку, — как-то неопределенно сказал папа, как будто это было не самое главное, ради чего мы собирались ехать.

Павлик умчался домой, мы остались втроем.

Я продолжал раскатывать рулоны обоев, резать их на куски и раскладывать «лесенкой», папа подавал намазанные клеем полосы дяде Коле, дядя Коля выравнивал их на стене, тер тряпкой.

— Слышь, Яковлич, — окликнул папу дядя Коля. — Парень-то твой чего говорит. Вроде Клеопатрина Наташка Сереню-алкоголика себе в отцы вербовала.

— Как это? — с удивлением глянув на меня, спросил папа.

Я рассказал ему все, что произошло на лестнице, когда тетя Клопа крикнула: «И чтоб ноги твоей больше не было!», а Жизнерадостный после этого на собственном хребте съехал по ступенькам. Рассказал и о том, как я пытался подарить Наташке свое самое дорогое богатство — мятные жвачки-подушечки, а она поддала мне снизу по руке, и все разлетелось…