Снохождение

mso

Миланэ нравилось болтать с Раттаной. Та, несмотря на происхождение, не только умела поддерживать беседу и чувствовать её повороты, но ещё обладала ясным умом.

«Хорошая львица», — думала дисциплара.

Помимо прочего, Раттана не преминула выразить свою благодарность Миланэ «за всё-всё», по её выражению, и в связи с этим упомянула об «необычайном благородстве сестринства Ашаи-Китрах», на что Миланэ, сидевшая на стуле, закинув лапу за лапу и скрестив руки, разразилась примерно такой речью:

— Раттана, ты послушай. Может показаться, что среди Ашаи-Китрах есть только необыкновенные личности, необычайных чувств и талантов; я скажу — это такая чепуха. Большинство из нас самые обычные, наш характер можно описать одним словом: надменность. А ещё ограниченность. Так что не стоит превозносить ввысь любую львицу Ваала: это будет несправедливо по отношению к тем, кто действительно чего-то стоит.

На этом беседа была окончена, потому что слишком задушевные беседы с прислугой редко приводят к добру. Миланэ поднялась наверх, к себе. Она было собралась немножко заняться Каррой, разложить знаки, а потом кое-что спросить (о Амоне, конечно, о ком же ещё), как тут в дверь постучали.

Раттана вернулась с докладом:

— Сиятельная, там какой-то сир пришёл. Называться имени не желает. Говорит — светлейшая узнает.

— В самом деле? — обмерла Миланэ со знаком «Сео» в ладони, стараясь не подать виду. В висках застучало, шерсть на загривке поднялась, воздуха почему-то стало меньше…

О, да.

— Так что делать, хозяйка? — спросила Раттана после долгого молчания.

— Впускай его и принимай, как гостя. Я сейчас спущусь, — очень равнодушненько молвила она.

Как только за Раттаной прикрылась дверь, молниеносно она зажгла побольше свечей, мигом убрала знаки в мешочек, приоделась, повертелась у зеркала и чинно сошла вниз, чтобы…

«Да чтоб тебя!», — ой как разозлилась Миланэ.

Пришёл Синга.

Как бы там ни было, его следовало принять, наперекор позднему времени — дело стремилось к полуночи.

«Нужно быть наивным, как пастух, чтобы приплестись в столь поздний час, и сидеть с этой весёлой ухмылкой», — думала Миланэ, вежливо полуулыбаясь ему и спускаясь по ступеням; Синга почему-то вовсе не торопился проходить в гостиную, топтался посреди прихожей, хотя Раттана явно упрашивала пройти и уже пошла что-то стряпать. Когда Миланэ сошла, стало понятным его намерение: он полез в обнимки, и дисципларе ничего не оставалось, как увильнуть и превратить всё в дружеский жест; нос уловил, что Синга чуть пьян.

Жестом пригласив его в гостиную, Миланэ олицетворяла собой чинность и вежливость; жесты, движения и взгляды её стали величественно-заученными, будто бы она находилась не у себя дома, а в зале с наставницами или на приёме.

Они сели за стол.

Синга сидел, барабаня по столешнице. Миланэ наблюдала за этим.

«Любовь зла…», — догадалась-почувствовала дисциплара, чуть поджав хвост, ближе к ножке стула.

За всё время она проронила лишь пару слов вежливости, да и он не отличился красноречием, вовсе не торопясь объясниться. Вошла Раттана, но взгляд Синги был столь многозначителен, что она поспешила удалиться.

— Что? Не ожидала меня увидеть?

В этой его фразе было всё: извинение; некий вызов; любопытство.

— По правде говоря, нет, — сказала, как есть, Миланэ. И добавила, возложив пальцы правой ладони на стол. — Но мне приятно, что ты зашёл. Хочешь чего поесть, выпить?

Синга глядел на огромные напольные часы, что громко тикали в углу; одинокая, большая стрелка указывала почти полночь. Миланэ тоже посмотрела на эти часы, которые она всё хотела переместить на иное место, вытянуть из угла — прежние хозяева выбрали очень нелепое место для такой вещи; но всё забывала это сказать Раттане, да и той придётся просить помощи у каких-нибудь львов покрепче. Добротные, дубовые. Огромный бронзовый маятник. Вообще, удивительно, что они не забрали часы с собой, эти хозяева, ведь такая вещь стоит огромных денег.

— Поздно, согласен, — отрывисто говорил Синга, сняв дорогой алый плащ и бросив его на спинку соседнего стула. — Просто так получилось… Меня к столь позднему визиту вынудили некоторые обстоятельства личного характера.

— Что за обстоятельства, Синга?

— Снова не смогу толком уснуть… Я не видел тебя эти два или три дня. Хочу извиниться. Я могу извиниться?

— За что, Синга? — навострила уши Миланэ, склонив голову вниз и влево.

— За всё, что у нас случилось.

— Ничего у нас не случилось, — со смыслами молвила она. — Это я в какой-то мере должна искать извинения за то, что ушла от Талсы раньше времени, без особых прощаний. Но, как говорили мудрые: дом, из которого уходишь без прощания, либо очень плох, либо очень хорош. Я плохого о Талсе сказать никак не могу.

Синга развёл руками, очень широко. А потом с бессилием опустил их.

— Мммда… — взволнованно почесал он длинную гриву, безуспешно убирая непослушные пряди со лба.

Он нервничал, и эта нервозность немного смешила Миланэ. Нет, она и малейшего виду не подавала, была невозмутима и плавна, как истинная воспитанница Сидны, вовсе не желая ставить его в неловкое положение. Решив помочь, дать передышку, она позвала:

— Раттана!

Та оказалась невероятно расторопной, и в дверях появилась почти мгновенно.

«А таки не зря я убила ту тварь ради неё», — вдруг жестоко подумала она. — «Превосходная служанка».

— Слушаю, госпожа.

— Вина какого-нибудь гостю. Я знаю — он любит чёрное, сладкое.

— Сейчас, госпожа.

— Интересно, почему у тебя только она? — спросил Синга.

— Много — не значит хорошо. Кроме того, традиции не одобряют иметь дисципларам прислугу более двух голов.

— Она дхаарка, да? Я могу тебе подобрать очень хороших Сунг, а то как-то не смотрится, — засмеялся Синга, но взгляд Миланэ был холоден, а выражение лица — чрезвычайно, пугающе отстранённым, поэтому он неловко умолк.

Раттана принесла вино. Миланэ молча кивнула, мол, оставь нас и оставь бутыль, и та удалилась вовсе. Тем временем Синга всё ерзал на месте, ни на что не решаясь, а потом вдруг изрёк:

— Я вот недавно слышал речь глашатаев возле Сената. Мне кажется, что будет новая война на Востоке. Сколько этих войн было за последние пятьдесят лет? Раз, два, три, четыре… — начал загибать он пальцы.

— Инцидент Карса не принято считать за войну, — поправила Миланэ.

— А у разных историков — разные мнения, — поднял Синга указательный палец с большим перстнем, радостный оттого, что Миланэ подхватила разговор.