Снохождение
Шрифт:
Но этому учат в дисциплариях: подхватывать разговор.
— Пожалуй. Неотрадно слышать новости о войне. Но к чему они?
— Так… — махнул он, будто сам удивляясь, зачем об этом упомнил.
Миланэ закинула лапу за лапу с кубком в руке, отпрянув от стола:
— Желаешь поучаствовать в исконном деле Сунгов?
Она спросила без задней мысли, даже вполне серьёзно, хотя и не без предположения, что Синга — далеко не воин по складу личности.
— Нет-нет, я не хочу никого убивать… — даже испугался он. — И не хочу оказаться убитым сам.
Миланэ посмотрела вверх, нечто разглядывая в уме.
— Это выгодная стратегия жизни, но до определённого момента, — уверенно молвила, посмотрев на него.
Но он тоже посмотрел на неё:
— На иную мне не хватает духа.
Нельзя сказать, что Миланэ зауважала его после этих слов; тем не менее, сказанное немного сместило её точку зрения, и она вняла, что Синга вовсе не назначен для жизненной борьбы, но для созерцания жизни. Вообще, стало вмиг ясно: он глубоко несчастен, не зная, как изобрести выхода своим склонностям.
— Мне всегда нравилась твоя честность. Правда. Наверное, это и мне позволит быть с тобою до конца честной.
— Вот как, — навострил он уши.
Встав, Миланэ протянула ему бутыль, а сама взяла чаши.
— Идём наверх, на воздух.
В её доме, в той самой комнате, где она собиралась сделать экзану, находилась небольшая лоджия. Поманив его за собой, Миланэ пошла через прихожую наверх; вход к лоджии преграждала сплошная дверь, окованная железом. Миланэ она страшно не нравилась, ибо выглядело это совершенно по-дурацки; но в этом был свой резон — предыдущие владельцы дома явно боялись воров. Дисциплара решительно отворила эту тяжеленную несуразность, и они оказались в мире звёзд, ночных звуков и огней Марны, что виднелись повсюду: дом стоял на возвышенности, поэтому вид оказался хоть куда.
Здесь Миланэ вовсе закрыла глаза на всякие условности этикета. Достав два стула из комнаты, она водрузила их в лоджии, предложила сесть Синге и полувозлегла на своём, откинув лапы прямо на перила; пласис расправила и подоткнула повыше, чтобы было посвободнее, и её лапы, выше колена, оказались открыты миру и взору. В целом, это выглядело смело, в чем-то — вызывающе; но таким же несогласным со всякими приличиями был и ночной визит Синги, да и его способ поведения, поэтому Миланэ перестала церемониться и обратила атмосферу в непринуждённость, если не сказать — раскованность.
Тем более, что Миланэ к нему не питала плохих чувств; она видела в нём несостоявшуюся, но личность.
— Раз всё откровенно, то скажи: это ты захотел, чтобы я стала вашей Ашаи рода?
Видимо, её деяния и лапы чуть сковали его ум (самцы-то могут думать лишь об одной вещи одновременно), поэтому Синга ответил не сразу:
— Что? Нет-нет… Это дело матери и отца.
— Ты не знаешь, зачем я нужна твоему отцу? — Миланэ хлестнула вина в кубок гостя, а потом и себе. Опомнившись, Синга перенял у неё бутыль и помог с этим.
— Как зачем?.. Для чего нужны Ашаи рода? — отпил он, глядя на звёзды. — Тебе виднее.
— Я знаю, что он долго не хотел брать над кем-то патронат.
— Это верно, это да. Он всегда опасался сестринства. Знаешь, я немногое об этом знаю. Мать и отец всегда скрытничали со мной насчёт дел, а особенно — столь щепетильных. Это мой брат всегда знал: что, где, как. А я… Меня всегда за придурка считали. А ты, Миланэ, как считаешь — я придурок?
— Нет, я так не считаю. Ты по-своему бесподобный даже, — серьёзно ответила она. — С тобой легко.
Синга начал потирать глаза большим и указательным пальцами.
— Однажды отец сказал, что это они всем заправляют… Ашаи-Китрах. Вестающие. Он даже слова этого не любит выговаривать — «Вестающие». Он говорил, что именно они… делают то, что делается в Империи. Мне кажется, он их боится и ненавидит. У него свои какие-то заморочки, он помешался на этой политике и всюду видит заговоры. Он ведь политик, потому и помешался на ней… Угу.
Миланэ внимала.
— А ты, наверное, моим старикам для того пригодилась, чтобы от них отвязались, наконец, и перестали смотреть косо. Он сенатор, ему положено иметь Ашаи рода, ла-ла… Отцу просто надоело. Ты, Миланэ, у нас — для отвода глаз. Хотя на тебя отвести глаза и без того немудрено, не правда ли?
— Ах, тебе ж виднее, ты лев, — засмеялась она вежливо-благодарным смехом от комплимента.
— Да так и есть. Раньше меня, вообще-то, строго-настрого предупреждали, чтобы я не вздумал водиться ни с какой Ашаи.
— Кто так предупреждал? — удивилась Миланэ, всё ещё улыбаясь.
— Мать, — с трудом признался Синга, отпив ещё. — Она говорила, что ни в коем случае. Мол, с последней шлюхой водись, но только не с Ашаи-Китрах. Иначе всех нас погубишь. Так говорила.
— Да ну?..
— Серьёзно. А потом появилась ты, и всё переменилось. Там, на похоронах дяди Оттара, тебя как раз мама заприметила. А потом уж и я. Это она посоветовала отцу взять над тобой патронат. После этого мать мне говорила, что если я захочу, то уже с тобой могу… ладить, так сказать. И стало очень интересно. Мне было очень интересно познакомиться с тобой, Миланэ. Я ведь до этого, собственно, близко не общался с Ашаи.
— Согласись, мы плохо друг друга знаем, — Миланэ шевелила кончиком хвоста, глядя на далёкие огни и покачивая в ладони кубок.
Синга посмотрел на неё с грустной улыбкой.
— Это да. Но я понимаю, что у меня нет шансов.
— О Ваал мой, Синга, когда лев так говорит, то у него никогда никаких шансов не будет, ни с кем и нигде.
— Вряд ли ты этим хочешь сказать, что у нас могут завязаться хоть какие-то отношения.
— «Хоть какие-то» — это какие? Я считаю нас друзьями. Не самыми близкими, но не могу сказать о тебе плохо.
— Прости, но я не о том. Не о дружбе.
— Называй вещи своими именами, не бойся. Мы вдвоём, мы молоды, мы средь ночи, мы в меру раскованны. Даже друзья.
— Похоже, ты даже «друзья» говоришь с издевкой.
— Вовсе нет, не будь глупцом, — взмахнула ладонью дочь Андарии. — Хорошо если не решаешься, то я скажу: ты хочешь моей любви. Видишь ли, при должной настойчивости ты бы смог одержать эту победу, но я бы не полюбила тебя.
— Как я, например, мог бы её одержать? — с интересом и каким-то страхом посмотрел на неё Синга.