Снохождение

mso

Тот молчал, ничего не отвечая; взял в руки бутыль, повертел, постучал донышком о колено. Взгляд исподлобья для неё, потом снова стук донышком.

«Большая бутыль», — подумала Миланэ. — «Кружек десять».

Резко и внезапно налил себе, потом и ей; все движения говорили, что возражений и протеста он не потерпит.

«Когда поймёшь ты, милая ученица…», — начертала Ваалу-Миланэ-Белсарра. — «Как же я хорошо помню эти слова…».

— Ладно. Не бери в голову, — протянул к ней кружку. — Напиши ещё, что я считаю Ваалу-Мессали настоящей сукой.

Небольшая заминка: Миланэ отставила перо на стол, а дощечку с бумагой — вниз, на пол возле кровати. Снова воссела ровно, ушки вверх, левая обнимает живот-талию, правая — к нему.

Взяла вино.

— Ошибаешься, Хайдарр, — Миланэ, наконец ответив на его жест, отпила совсем немножко и поставила кружку обратно на стол. — Всё это — поход, повадки Мессали, Вестающая — просто совпадение, случайное и мимолётное, но наш ум любит связывать причины-следствия, даже самые нелепые. Однажды ты увидел плохой цветок — уверена, что это было ещё до Мессали, но ты скрываешь это в тенях — и воздумал, что таковы все цветы нашей породы. Гляди: есть плохие воины, а есть плохие Ашаи. Что ж до Вестающей, то они упрямы, необычны, но не потому, что мерзки душою, но потому, что живут не как все и чувствуют не то, что все. Им суждено день жить, а ночью взмывать душой, чтобы говорить во снах всё, что требуют Сунги, что требует Империя. Отыщи снисхождение и понимание к их странным повадкам; они тоже подневольны в жизни, как воины.

Хайдарр хмыкнул.

— Да не убедила. Всё равно несправедливо.

— Что именно?

— То, что Мессали так себя вела.

— Я не собиралась отрицать, что это может показаться несправедливым. Тем не менее, давай вместе согласимся: твой командир — взрослый лев; и Мессали — тоже; и его супруга, и все-все-все. Мы вольны выбирать то, что хотим. Разве мы не можем взять ответственность за то, что вершим? — с горячим убеждением молвила Ваалу-Миланэ.

— Ладно, хвост с ним. Пусть, — махнул лапой. — Почему Мессали ни разу… скажем… я ни разу не видел, чтобы она заботилась в лазарете? И никогда не слышал, чтобы она там была? Не видел, чтобы зажигала где-то огонь. Или кому-то сказала доброе слово.

— Кто знает, в чём заключалось её служение. Могло быть так, что эта Ашаи попросту не успевала.

— Ну, разве что иное я мог услышать? За верных Сунгов.

Последние слова были полны острейшего сарказма, а сам он беззвучно смеялся. Миланэ, тем не менее, выпила до дна.

— Плевать на Мессали, — продолжил он. — Но почему Вестающая была столь… пошлой, наверное, да? Она ведь не какая-то патрицианка, у которой кроме денег, мужа и происхождения — ничего нет. Зачем паланкин, зачем вся эта дурная мишура? Охрана. Суета… У неё же должно быть нечто такое… Не знаю. Неимоверное, удивительное. Ей должно быть плевать, — и он наглядно изобразил, как именно ей должно быть всё равно, — на этот светский балаган, на богатство, роскошь.

«Что ему сказать в защиту?», — думала Миланэ.

— Вестающие нуждаются в защите, Хайдарр. Я хорошо это знаю, — вдруг вспомнила о погибшей ученице Вестающих. Ученица. Книга. Кровь. «Снохождение».

Зашумел шальной ночной ветер за окном. Сильно подавшись на стуле к окну и отвернув занавеску, Хайдарр бесцельно выглянул туда. Потом снова взглянул на дочь Андарии и воспринял её молчание за вежливое недоумение.

— Ты не понимаешь, о чём я, — с безнадёгой махнул он лапой. — Ладно, пойду.

Заметно, ой как заметно, что уходить не хочет — даже не шевельнулся.

— Не уходи, — чуть погодя, молвила Миланэ, взмахнув хвостом. — Мы ещё не закончили.

— Этого тебе хватит, чтобы упечь меня куда подальше, — сказал он, показывая на писчую дощечку, которую Миланэ отставила подальше на кровать.

— Попытаюсь объяснить. Даже я, дисциплара, даже сёстры вполне не знают, чем живут Вестающие. Ясно одно: к миру они относятся с равнодушием, с холодом, они — отрешённы. Потому они могут совершать странные поступки, вестись странно, и вообще воплощать многие странности, даже пороки. Но пойми: такова их судьба; это вовсе непросто — почти каждую ночь уходить в сон и там встречаться с другими Вестающими. А Ваалу-Мессали — так попробуй пойми, что там было. Может и так. Может, она была совершенно плоха, даже омерзительна. Такое бывает. Я не могу отрицать. И прошу у тебя прощения от имени всех Ашаи, если кто из нас причинил тебе зло.

Он протёр глаза.

— Не извиняйся. Как-то я далеко зашёл. Я — Сунг, я верю в вашу искру, вы всегда мне нравились. Потому иногда жду слишком многого от вас… сам не знаю, чего жду. Знаешь, моя родная сестра — тоже Ашаи, она в Айнансгарде.

— Ты тоскуешь за нею? — тут же ухватилась Миланэ за важное в разговоре.

Как всякая Ашаи, Миланэ хорошо чувствовала важные повороты в любом разговоре; многие слова — лишь прелюдия, мишура, игра, прежде чем будет сказано главное.

— Очень. Она — всё, что у меня есть.

— С этого и надо было начать.

Взяла по-быстрому перо.

«…тогда и увидишь свою истину, сверкающую в лунном свете».

Отставила.

— Давно вы не виделись?

— Два года. Ей двадцать сейчас. Или двадцать один.

— Едешь к ней?

— Да. Сначала к ней, потом домой, в Йонурру.

Он скрестил руки, хвост его задёргался.

— Сестринство забрало сестру, когда мне исполнилось восемнадцать, а ей — одиннадцать. В девятнадцать я стал воином, и с того времени видел её очень мало, можно по когтям пересчитать. Последний раз, когда приехал, мне показалось… что мы такие разные. Она стала иной. Не могу сказать — плохой. Просто иной…

— У неё теперь своя жизнь, — стараясь дать понимание, мягко молвила Миланэ.

— Я люблю её. Она — вся кровь, что у меня осталась. Но боюсь, что теперь я ей уже не нужен. Я писал много раз, она — очень редко; всё оказывалась очень занятой, это чувствовалось, у неё было полно каких-то дел, и её утомляло, что с братом надо посидеть, поболтать. Виви была мила со мной в последний раз, но я чувствовал — она отбывает задачу, роль, держит себя, управляет собой, и эти жесты, вот постоянно: сидит так, а потом вот так, а потом рукой так, вот как ты, — кивнул он Миланэ, — и всё просчитано до мелочи, а зачем, спрашивается? Ведь только надо, чтобы она меня обняла…

Вздохнул, посмотрел наверх, на потолок. Стало очень тихо, можно вслушаться в каждый шорох.

— Пусть всё это будет не зря. Пусть она станет хорошей Ашаи.

Миланэ внимательно выслушала его, совершенно неотрывно глядя ему в глаза.

— У тебя был только один день?

— Да. Так получилось.

— Два года назад?

— Да.

— Вы встречались в стаамсе дисциплария?

— Стаамсе? Хм… Это то главное, красивое здание? Высооокое такое…

— Верно, оно.

— Да, в нём. Вот там сидели.