Снова с тобой
Шрифт:
Она крепко прижала к себе дочь.
— О, детка! Ты знаешь, как сильно мама соскучилась по тебе?
Эмма высвободилась из объятий и широко развела руки.
— Вот так! — выпалила она.
Пожилая полная женщина с головой в мелких кудряшках, как у пуделя, и ярко-зеленом брючном костюме встала из-за стола и назвалась миссис Шефферт. Ноэль чуть не вывихнула ей руку в порыве благодарности, когда миссис Шефферт вместо того, чтобы остаться на своем посту, проводила их с Эммой в пустой кабинет и удалилась, оставив дверь приоткрытой. К счастью, Ноэль
Едва они остались вдвоем, Эмма заглянула в пакет.
— А что ты мне принесла, мамочка?
— Винтики и гвоздики, и щенячьи хвостики. — Это была давняя шутка, но Эмма заулыбалась ей.
Ноэль села на ковер, скрестив ноги, а Эмма сразу плюхнулась к ней на колени, причем так резко, что у Ноэль перехватило дух. Но она даже не поморщилась. Наблюдая, как пятилетняя девчушка роется в пакете, радуясь каждому подарку, Ноэль почувствовала себя счастливой.
Как ни странно, разлука не ожесточила Эмму. На большее Ноэль и не рассчитывала. Она не надеялась даже на такой подарок судьбы. Внезапно она поймала себя на желании говорить шепотом, чтобы не развеять чары.
Через полтора часа, когда Эмме надоело играть в принесенные Ноэль карты, она принялась причесывать длинные белокурые волосы Барби. С головой, сплошь утыканной заколками-бабочками, кукла напоминала пациентку, подготовленную для компьютерной томографии.
— Мама, а когда мы поедем домой, к бабушке? — вдруг спросила Эмма.
У Ноэль сжалось горло.
— О, милая… боюсь, не скоро. Во всяком случае, не сегодня.
Эмма вскинула голову, и ее чистые доверчивые голубые глаза затуманились.
— Почему?
«Потому, что твой отец — чудовище». Ноэль заморгала и принужденно улыбнулась. Ей показалось, что эту улыбку вырезали у нее на лице осколком стекла.
— Помнишь, как мы перебрались к бабушке сразу после того, как она вернулась из больницы?
Эмма живо закивала.
— Мы заботились о ней, потому что она была у доктора и ей сделали… рацию.
— Правильно, операцию. Но была и другая причина. Помнишь, я объясняла тебе, что мы с папой больше не можем жить вместе?
— Угу. — Похоже, Эмма воспринимала как само собой разумеющееся тот факт, что папы и мамы не всегда живут вместе. Примета времени, вздохнула Ноэль. В начальной школе Монтессори, где училась Эмма, почти у трети ее одноклассников родители были в разводе. — Папа сказал, что теперь все будет по-другому.
Ноэль с трудом сглотнула.
— А что еще говорил тебе папа? — Ей стоило немалых усилий говорить спокойным тоном.
— Что я побуду с ним, пока ты не вернешься домой. — Личико Эммы сморщилось так, что у Ноэль заныло сердце. — Мама, а когда ты вернешься?
— О, детка… — Со сдавленным возгласом Ноэль притянула дочь к себе и крепко обняла. — Ты помнишь, как бабушке было трудно самой ходить в ванную и мне пришлось помогать ей?
— Как когда ты мыла меня?
Ноэль пригладила ей волосы.
—
— А я умею помогать. Я сама буду мыть бабушку.
— Ты у меня помощница, — согласилась Ноэль, изнемогая от боли в сердце.
— Как в тот раз, когда я нашла бабушкино лекарство под кроватью. Она дала мне целый доллар и сказала, что я ищу вещи лучше всех.
— Ты во всем самая лучшая. — У Ноэль дрогнул голос. — Мы по-прежнему будем видеться. Как можно чаще.
— Знаю. — Эмма сползла с ее коленей и снова принялась расчесывать волосы Барби, что-то довольно мурлыкая себе под нос. Но едва Ноэль облегченно вздохнула — Господи, как отрадно было по крайней мере знать, что она сумела успокоить дочь! — Эмма снова спросила: — А может, поедем прямо сейчас, мама?
— Ты хочешь сказать — к папе?
Эмма решительно покачала головкой.
— Я хочу к тебе. — В ее голосе послышались капризные нотки.
— Прости, милая, это невозможно. Но я приеду за тобой, как только бабушке станет лучше.
Ноэль вспомнила предостережение Лейси. В то время ей казалось, что нет ничего труднее, чем удержаться и не броситься за дочерью. Но теперь она знала, что еще труднее уходить от собственного ребенка.
— Я хочу с тобой сейчас! — Эмма заплакала.
Тихие всхлипы быстро переросли в рыдания. Держа на руках маленькое отяжелевшее тельце дочери, раскачиваясь из стороны в сторону в тщетной попытке успокоить ее, Ноэль была уверена в том, что ее сердце не вынесет такой боли.
Прошло несколько часов, а она все сидела на скамье в городском сквере. Целый день пролетел незамеченным. Ноэль смутно помнила, как вышла из здания суда и решила немного отдохнуть, зная, что иначе ей не довести машину до дома. Она не сразу заметила, что дети, играющие на площадке, разошлись по домам. Тени начали выползать из-под лестниц и горок, скользить по недостроенным башням из песка. Соседние скамейки опустели.
Увидев, что из здания суда выходят секретари и прочие сотрудники, Ноэль взглянула на часы и увидела, что уже шестой час.
«Понимают ли они, что делают? — с тупой болью в сердце размышляла она. — Они подшивают документы, скрепляют их, ставят печати и штампы, снимают по нескольку копий, рассовывают их по папкам и конвертам, но имеют ли они хоть малейшее представление о том, как меняют эти бумаги человеческую жизнь?»
Наверное, нет. Мужчины и женщины, проходящие мимо, были поглощены одной мыслью — поскорее вернуться домой. Никому из них не было дела до девочки по имени Эмма. И пока они размышляли о том, что приготовить на ужин и что им покажут по телевизору — новую серию или повтор, Ноэль медленно умирала, предвидя, что следующая встреча с дочерью кончится, как сегодняшняя, что Эмму выхватят из ее рук. Миссис Шефферт, которая поначалу казалась такой любезной, укоризненно посмотрела на Ноэль поверх головы Эммы, как будто только Ноэль виновата во всем.