Снова с тобой
Шрифт:
Ноэль казалось, что у нее вырвали сердце. Ее желание было совершенно естественным и простым, но безжалостная судьба отказывала ей, словно кривое зеркало, показывающее дверь там, где ее никогда и не было. Ноэль хотела, чтобы ей вернули дочь, — не больше и не меньше. Хотела снова оказаться в числе матерей, которые сейчас стояли на верандах и звали детей домой, приложив ладони рупором ко рту. Хотела шагать по тротуару, ведя дочь за теплую ручонку. Хотела…
— Можно присесть?
Ноэль вздрогнула и подняла голову. Перед ней стоял мужчина, на его лицо падала тень. Ноэль не сразу узнала
— Боюсь, сейчас я не в состоянии поддержать разговор, — предупредила Ноэль.
Хэнк дружески улыбнулся.
— И все-таки я попытаю удачу.
Под мышкой он нес свернутую газету, к груди прижимал бумажный пакет с покупками. Пакет он поставил на траву у своих ног.
— Обычно я возвращаюсь домой короткой дорогой, но в такой чудесный день решил прогуляться по скверу. — Он кивнул в сторону ноги Ноэль. — Выглядит гораздо лучше, чем в прошлый раз. Не беспокоит?
Ноэль пожала плечами.
— Могу сказать только, что это самая незначительная из причин для беспокойства.
Минуту Хэнк сидел молча, глядя на газон, где два мальчишки-подростка перебрасывались пластмассовым диском.
— Если хотите поделиться со мной, я готов вас выслушать, — наконец произнес он. — Если нет, давайте просто посидим. Я никуда не спешу.
— Как видите, я тоже. — Ее голос дрогнул, и она вдруг поняла, что сейчас расплачется.
Хэнк обеспокоенно взглянул на нее.
— Неужели все так плохо?
— Вам лучше об этом не знать.
Хэнк коснулся ее руки.
— А вы все-таки расскажите.
«Он просто вежливый человек, — убеждала себя Ноэль. — Добрый доктор Хэнк, любимец детей и пожилых дам».
— К сожалению, мои беды не в вашей компетенции, — попыталась пошутить она, но ее смешок прозвучал грустно.
— Вы не представляете себе, с чем я только не сталкивался — даже с проблемами, не имеющими никакого отношения к медицине. — Уголок его рта дрогнул в печальной улыбке.
В былые времена она ответила бы: «Благодарю за предложение, но я справлюсь сама». Однако эти слова слишком часто произносила прежняя Ноэль. Послушная дочь, с десяти до восемнадцати лет старательно улыбавшаяся на званых ужинах, на вернисажах и премьерах, на которые водила ее мать. Светская жена, находившая на вечеринках с коктейлями утешение в бокале, который никогда не пустовал. Но сейчас в ней зарождалась новая женщина, для которой не существовало запретов. Не добавив ни слова, Ноэль разрыдалась.
— Простите… — всхлипнула она, когда к ней наконец вернулся дар речи. — Как глупо! Вам пора домой — ваш десерт уже тает. — И она указала на мороженое с орехами в пакете Хэнка.
— Значит, куплю другое.
К глубокой признательности Ноэль, Хэнк не стал хлопать ее по плечу или бормотать слова утешения. Он просто протянул ей носовой платок — аккуратно отутюженный квадратик ткани, слабо пахнущий кондиционером для белья.
Они сидели молча, пока Ноэль вытирала лицо
— Это долгая история.
— Ничего. Я умею слушать.
Ноэль украдкой оглядела его. Он не принадлежал к мужчинам, которым незнакомые женщины суют свои визитные карточки с нацарапанными на обороте домашними телефонами, что постоянно случалось с Робертом. Притягательность Хэнка не была слишком явной. Но и отрицать ее было невозможно. Слегка выдающиеся вперед передние зубы напомнили Ноэль Пита Кэсуэла, мальчика-прислужника из церкви святого Винсента, которого она в пятом классе с силой толкнула в спину. Неожиданно сердце Ноэль учащенно забилось.
— Пожалуй, в другой раз, — решила она.
— Тогда позвольте предложить вам выпить. — Он сунул руку в пакет, вынул банку «Севен-ап» и заботливо открыл ее, прежде чем протянуть Ноэль.
— Спасибо. — Ноэль запрокинула голову, отпивая из банки. Ничего вкуснее она никогда не пробовала.
Длинные оранжево-лиловые полосы пролегли на горизонте, над крышами домов, позолоченными лучами заходящего солнца. Ноэль и Хэнк сидели рядом мирно, как супружеская пара с солидным стажем, до них доносилось только приглушенное хлопанье дверец автомобилей. Налетел ветерок, всколыхнул душный воздух, зашелестел листьями. Ноэль заметила, как Хэнк положил ладонь на колено. На фоне бежевой ткани брюк его пальцы казались сильными и чуткими. Внезапно она ощутила прилив желания — но какого именно, определить не смогла.
Она указала на фонтан в центре сквера, открытки с видом которого продавали в аптеке Глисона. Грациозная нимфа в стиле ар-нуво стояла в окружении струй, бьющих из бутонов лилий.
— Представляете, сколько историй она рассказала бы, если бы умела говорить!
Хэнк улыбнулся, морщинки в углах его ореховых глаз обозначились резче.
— Должно быть, именно поэтому она целыми днями плачет.
Ноэль искоса взглянула на него.
— Слезами горю не поможешь.
— Зато от слез порой становится легче.
Вглядываясь в добродушное лицо Хэнка, Ноэль вдруг заметила то, чего не видела раньше: спокойную силу, исходящую откуда-то из глубины, из невидимого источника. Он напомнил ей отца. Тот тоже порой казался человеком, подвергающимся воздействию непреодолимой силы.
— Моего мужа назначили временным опекуном нашей дочери, — начала она, и слова полились легко, как струи воды, обрушивающиеся в бассейн фонтана. — Мне разрешено видеться с ней под надзором три раза в неделю. Сегодня мы сидели в комнате с приоткрытой дверью, чтобы социальный работник могла наблюдать за мной — на всякий случай… — Она осеклась, уставилась на траву и представила себе, как на лице Хэнка появляется жалость. Вдруг она поняла, что не нуждается в его сочувствии. Она хочет лишь одного — чтобы кончился этот кошмар. — Все это немыслимо, даже само предположение, что я пренебрегаю материнскими обязанностями… — Она прокашлялась. — Когда Эмма была совсем маленькой, я сама готовила всю еду для нее. Мне и в голову не приходило кормить ее готовыми смесями. Наверное, это прозвучит дико, но я убрала все моющие средства на самую верхнюю полку. Замкам и задвижкам я не доверяла.