Собор Святой Марии
Шрифт:
— Вы тогда тоже не донесли?
— Я узнал об этом случае только сейчас, когда сказал своей сестре, что хочу прийти к вам на прием. Она все еще боится, что Арнау Эстаньол причинит ей вред. Много лет она живет с этим страхом.
— Это серьезные обвинения.
— И Арнау Эстаньол их заслуживает, — подобострастно произнес сеньор де Беллера. — Вы знаете, что этот человек решил подорвать власть? На своих землях без согласия жены он отменил дурные обычаи. Здесь, в Барселоне, он занимается тем, что дает ссуды беднякам. Кроме того, исполняя обязанности морского консула, он выносит приговоры в пользу простолюдинов. — Заметив, что Николау Эймерик
— В новой Каталонии дурные обычаи не существуют, — перебил его Николау.
Женйс Пуйг растерянно смотрел то на одного, то на другого.
— Это как раз то, что я хочу вам сказать. — Сеньор де Беллера выразительно взмахнул руками. — В новой Каталонии нет дурных обычаев, потому что в этом заинтересованы сами сеньоры, которые действуют, следуя Божьему провидению. Когда нужно было заселить земли, отвоеванные у неверных, это было единственным способом привлечь туда людей. Граф решил так. Но Арнау не более чем граф… дьявола.
Женйс Пуйг улыбнулся, увидев, что генеральный инквизитор качает головой.
— Он дает ссуды бедным, хотя знает, что больше их не получит. Бог создал бедных… и богатых. Не может такого быть, чтобы у бедных были деньги и чтобы они выдавали своих дочерей, как будто они богатые, — это противоречит предначертанию Господа нашего. Что будут думать бедные о вас, служителях Церкви, и о нас, дворянах? Разве мы не обращаемся с бедными так, как требуют предписания Церкви? Арнау — это дьявол, сын дьявола, который занимается тем, что готовит приход дьявола через недовольство народа. Подумайте об этом.
Николау Эймерик об этом подумал. Он позвал писаря, чтобы тот записал донос сеньора де Беллеры и Женйса Пуйга. Затем он велел позвать Маргариду Пуйг и приказал заточить Франсеску.
— А другая? — спросил инквизитор у сеньора де Беллеры. — Ее в чем-то обвиняют? — Оба замялись. — В таком случае она останется на свободе.
Франсеску заточили далеко от Арнау, в другом углу огромного подземелья, а Аледис выгнали на улицу.
После того как были отданы все приказы, Николау сел в кресло за своим столом. Богохульствовать в храме Господнем, поддерживать плотские связи с еврейкой, быть другом евреев, убийцей, проводить дьявольские обряды, действовать против предписаний Церкви… И все это подтверждено священниками, знатью, рыцарями… и воспитанницей короля! Генеральный инквизитор развалился в кресле. На его губах появилась довольная улыбка.
«Твой брат такой богатый, брат Жоан? Глупец! О каком штрафе ты мне говоришь, если все эти деньги перейдут в руки инквизиции в тот самый момент, когда я вынесу ему приговор?»
Аледис несколько раз споткнулась, когда солдаты вытолкали ее из епископского дворца. Придя в себя, она заметила, что несколько человек смотрят на нее. Что кричали солдаты? Ведьма? Она была почти на середине улицы, и люди продолжали внимательно разглядывать ее. Аледис украдкой осмотрела свою грязную одежду и стала рвать на себе волосы, немытые и нечесаные. Один хорошо одетый мужчина прошел мимо нее, скривившись от отвращения. Аледис стукнула башмаком о землю и набросилась на него, сквернословя
Что случилось? Люди дворянина де Беллеры ворвались в ее дом и арестовали Франсеску в то время, когда та отдыхала, сидя на стуле. Никто не посчитал нужным объяснить, что происходит. Они грубо вытолкали девушек, когда те набросились на солдат, защищая Франсеску. Девушки рассчитывали на поддержку Аледис, но та словно окаменела. В доме началась суматоха; один из клиентов выскочил полуголый. Придя в себя, Аледис подошла к офицеру и спросила:
— Что это значит? Почему вы арестовываете эту женщину?
— По приказу сеньора де Беллеры, — ответил он.
Сеньор де Беллера! Аледис посмотрела в сторону Франсески, которую солдаты держали под мышки. Старая женщина дрожала. Беллера! С тех пор как Арнау отменил дурные обычаи в замке Монтбуй и Франсеска открыла свою тайну Аледис, обе женщины преодолели тот барьер, который до сих пор существовал между ними. Сколько раз она слышала из уст Франсески историю о Ллоренсе де Беллере? Сколько раз она видела, как та плакала, вспоминая ужасные мгновения, искалечившие ей жизнь? И теперь снова Беллера, снова ее тянут в замок, как тогда…
Франсеска продолжала дрожать, стоя между солдатами.
— Оставьте ее! — крикнула Аледис. — Вы что, не видите, что причиняете ей боль? — Те повернулись к офицеру, и Аледис, проследив за их взглядом, добавила: — Мы пойдем добровольно.
Офицер пожал плечами, и солдаты передали старуху Аледис.
Они доставили их в замок Наварклес и заточили в подвале. К удивлению Аледис, с ними обращались вполне сносно: дали еду, воду и даже несколько охапок соломы, чтобы они могли спать. Только теперь она поняла, в чем причина: сеньор де Беллера хотел, чтобы Франсеска прибыла в Барселону в нормальном состоянии. Их привезли туда через два дня, так ничего и не объяснив. Почему? Для чего? Что все это значило?
Погруженная в свои мысли, Аледис спустилась по улице Бизбе и повернула на Седерес, чтобы дойти до площади Блат. Ясный и солнечный день собрал на площади больше людей, чем обычно: вместе с покупателями зерна здесь толпились десятки любопытных. Аледис стояла у старых городских ворот и вдыхала ароматный запах хлеба, который витал над лотком булочника. Тот подозрительно посмотрел на нее, и Аледис мгновенно вспомнила о том, как убого она выглядит. Зная, что при себе у нее нет ни гроша, она проглотила слюну и пошла прочь, стараясь не встречаться взглядом с булочником.
Двадцать пять лет! Двадцать пять лет она не ходила по этим улицам, не смотрела на барселонцев, не вдыхала запахи графского города. Была ли еще открыта «Пиа Альмоина»? Этим утром их не покормили в замке, и ее желудок то и дело напоминал об этом. Аледис вернулась по той же дороге к собору, находившемуся рядом с епископским дворцом. У нее снова потекли слюнки, когда она приблизилась к очереди попрошаек, толпившихся у ворот «Пиа Альмоины». Сколько раз в своем детстве она ходила здесь, испытывая жалость к голодающим, которые вынуждены были стоять на виду у всех в ожидании подаяния?