Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

Парнов Еремей Иудович

Если бы Ратмир не читал «Книгу Теней», наполненную кроулианской отсебятиной, он бы удивился и даже обиделся за девственную лучницу. Артемида-Диана сурово обходилась с распутниками. Она так покарала дерзкого любострастника, подсмотревшего ее купание, что при одном виде красавицы, бегущей наперегонки с ланью, самые смелые охотники, сломя голову, бросались наутек. Слишком рьяных стрелков, бивших зверье ради забавы, богиня тоже не жаловала.

За какие грехи ее, сестру Аполлона, превратили в блудницу? В нимфоманку?

Услышав, что кто-то идет, Ратмир отошел в тень и решил дождаться появления Эбигайль. На худой случай, его прогонят отсюда. Первым появился длинноволосый, спортивного вида мужчина с двуручным мечом на плече. На нем была

волочащаяся по земле черная мантия. Четыре разреза, идущие почти от плеч, открывали загорелое тело. Остановившись у северной границы круга и вертикально воткнув меч, он сцепил руки на эфесе — страж, которого Густав Мейринк мог бы назвать «Ангелом северного окна».

Следом за ним из боскетного проема вышел главный жрец. Высоколобый, сильно лысеющий хлюпик тоже нес длинный меч. Изготовленный, очевидно, по специальному заказу и тяжелый. Одетый в белое, хоть и без разрезов, жрец тоже шел босиком и обходился без исподнего. Судя по возне в кустах, переодевание происходило где-то рядом и можно было не опасаться за здоровье новоявленных служителей Лунной богини: над заповедной поляной клубился, искажая очертания, горячий воздух. Жрец бросил меч на газон, зажег трехрожковый канделябр на жертвеннике, затем, войдя внутрь круга, поставил возле каждого знака по зажженной свече и бокалу. В северной точке, где, согласно теургическим правилам, положено быть «Книге духов», он придавил камнем соединенные скрепкой машинописные листы. По сравнению с шестнадцатым веком, когда колдовское помрачение грозило окончательно свихнуть мозги, здешний шабаш намечалось провести по сокращенной программе. Закончив приготовления, жрец поднял меч и, наклонив его к Востоку, пробормотал нечленораздельное заклинание.

Борцов разобрал только нечто похожее на «Зомелак». В кустах это произвело должное воздействие.

Колдуны и колдуньи вышли на поляну, точно униформисты на цирковую арену: попарно и в чинном строю. В отличие от последних, униформа блюстителей викианских традиций ограничивалась подвязкой на левой ноге и ожерельем из крупных камней. Леди, в том числе весьма пожилые, были в легких накидках, открывавших бедра; туалет мужчин существенно не отличался от облачения стража.

Борцов обнаружил лишь два знакомых лица: давешнего скрипача и продавца минералов. Разносчика нацистской заразы в мужском полукольце — справа от жертвенника — не было.

По знаку верховного, на поляну вытолкнули уже совершенно голую пару: полноватую шатенку лет восемнадцати и взлохмаченного парнишку примерно того же возраста. Руки их были скручены за спиной, а глаза прикрывала черная повязка.

Одна из колдуний, высокая и, не в пример прочим, в закрытом платье, поверх которого была надета туника из белого шифона, вступила в круг, став спиной к жертвеннику. Плюгавенький жрец едва достигал плеча напарницы.

— Войдите в круг силы! — скомандовал он, отсалютовав, как это принято в фехтовальном поединке, мечом.

Молодых людей провели к коврику и поставили на колени.

— Свободу желанию! — провозгласила жрица. — Свободу любви! — По ее знаку запястья неофитой освободили от пут. — Прозрейте для света! — провозгласила она, и повязки тотчас же были сняты.

Кандидаты, скрестив на груди руки, покорно опустили головы. Высокая леди занялась юношей, а жрец, мельком глянув на розовую пухлую попку, поднял отроковицу и сам опустился перед ней на колени. Издав непонятные звуки, он облобызал ее лодыжки, колени и грудь, затем, пригнув к себе, поцеловал в губы. Последний поцелуй пришелся в волосяной треугольник лобка. Точно такую же процедуру жрица проделала с парнем, после чего произошел обмен и сцена повторилась. Далее молодых опять опустили на коврик, и жрец, хлопнув бичом, нанес каждому по четыре удара. Проступившие на коже следы показали, что порка была отнюдь не шутейной. Будущая ведьма даже не смогла сдержать слез.

Всхлипывая и шмыгая носиком, она повторяла подсказанные жрецом слова клятвы:

—

Я, Мелузина, в настоящем одна из могущественных, по моей свободной воле и в согласии с торжественной клятвой, буду хранить в тайне и никогда не разглашу секреты Искусства, исключая посвященных должным образом лиц, если за них ручаются братья и сестры по Искусству. Я клянусь моими надеждами на будущую жизнь исполнить мои намерения, и пусть поразит меня магическое оружие, если я нарушу эту торжественную клятву.

Наблюдая за неофиткой со спины, что было не худшей позицией, ибо личико явно подкачало, Борцов припомнил слова торжественного обещания юных пионеров. Кажется, это было в третьем классе. Церемония происходила на школьном дворе, где вожатый объяснил символическое значение красного галстука, трех его концов, знаменующих нерушимое единство партии, комсомола и пионерии.

«К борьбе за дело Ленина — Сталина будьте готовы!»

«Всегда готовы!»

Салют!

Умиляла серьезность, с которой несли отъявленную чушь. Что поделать, коли люди, тщась выделиться из общей массы, будь то племя или так называемый класс, не могли обойтись без ритуальных дурачеств.

Неужели паттерны архетипа всему виной? Или изгнание из Эдема? Еще и семья толком не сложилась, а Каин уже убил Авеля.

Борцову посчастливилось быть свидетелем самых диких обрядов инициаций. От выбивания передних зубов до вживления камешков под кожу детородного члена. По сравнению с ними, порка казалась невинной шуткой. Прием в тайное общество «Леопардов» сопровождался форменной пыткой: на руку кандидату надевали горшок с красными муравьями. А прижигание каленым железом? Расписка кровью? Вымерение «нордических черепов»? Человечество в равной мере достойно и восхищения, и презрения. Все зависит от точки зрения.

Стоя у самой границы освещенного пятачка, Ратмир всем своим видом стремился показать, что он и не думает прятаться. Однако его присутствие почему-то так и осталось незамеченным. Время близилось к одиннадцати, когда, если, конечно, уорчестерская братия придерживалась установленного церемониала, должен был начаться настоящий шабаш.

Вручив новобранцам атрибуты власти — нож с черной ручкой и свиток, покрытый колдовскими фигурами, жрец объяснил, как и посредством чего сподручнее принудить, а то и покарать, непослушного духа. Получив подробную инструкцию, тинейджеры были торжественно причислены к волшебникам Великой Богини. Оболганная Артемида получила еще одну пару обалдуев.

На сем первый акт подошел к концу.

Пышненькая пулярочка Мелузина и ее нечесанный кавалер, назвавшийся (кажется, в честь хранителя первого часа дня Юпитера — четверга) Сашиелем, уже одетые согласно ковенской моде, принимали братские поздравления. Общее ликование сопровождалось свистом и гиканьем, как на рок-концерте. К счастью, обошлось без срамных поцелуев.

Борцов опасался, что дело вообще закончится оргией. Занятый своими мыслями, он пропустил исчезновение главных лиц. И жрец, и жрица незаметно сгинули с глаз. Словно сквозь землю провалились. Оставшись без верховного руководства, общество, как это обычно бывает на вечерниках, разбилось на отдельные группки и предалось болтовне. Ближайшая к Ратмиру тройка разбитных дамочек с увлечением обсуждала меню предстоящей трапезы. Подробно перечислялось, кто и чего принес для общего стола. Как видно, вичи успели изрядно проголодаться. Набор блюд был вполне заурядным: ни жаб, ни ящериц, ни, боже упаси, абортированных младенцев. Гвоздем программы должен был стать испеченный самой жрицей пирог в виде полумесяца и сладкий шерри особой выдержки, привезенный из Бостона братом Сотером — Торндайком в миру: милые леди называли его то так, то эдак. В их преувеличенно восторженных восклицаниях ощущалась затаенная зависть к жрице. Борцов отметил, что серповидные лепешки в честь Гора готовили еще египтяне. И вьетнамцы лепят маленькие луны из клейкого риса на праздник Тет, и у евреев, кажется, есть такое, обсыпанное корицей, печенье.