Собрание сочинений в 12 т. Т. 5
Шрифт:
Они обошли все побережье за четыре часа и нигде не обнаружили жилья, нигде не приметили следа человеческой ноги.
Это было поразительно. Казалось, что остров Табор вообще необитаем или что тут уже давно никто не живет. Быть может, кто-то написал записку несколько месяцев или даже несколько лет тому назад, - значит, потерпевший кораблекрушение либо вернулся на родину, либо умер от лишений.
Пенкроф, Гедеон Спилет и Герберт, строя всяческие предположения, наспех пообедали на боте, - они торопились вновь пуститься в путь, чтобы исследовать остров до наступления темноты.
И вот в пять
Друзья вспугнули каких-то животных, разбежавшихся врассыпную: оказалось, что это козы и свиньи, явно напоминавшие европейских. По всей вероятности, их сюда случайно завезло китобойное судно, и они быстро размножились. Герберт решил во что бы то ни стало поймать несколько самок и самцов и отвезти их на остров Линкольна.
Сомнений не оставалось - на островке побывали люди. Путники убедились в этом, войдя в лес: там валялись стволы деревьев, срубленных топором, и повсюду виднелись следы борьбы человека с природой; правда, стволы почти сгнили, ибо были срублены много лет назад, отметины, сделанные топором, замшели, а тропинки заросли такой густой и высокой травой, что их трудно было отыскать.
– Очевидно, - сказал Гедеон Спилет, - люди не только высадились здесь, но даже некоторое время жили. Что же это были за люди? Сколько их было? Сколько осталось?
– В записке говорится лишь об одном человеке, - заметил Герберт.
– Быть не может, чтобы мы его не отыскали!
– воскликнул Пенкроф.
Итак, поиски продолжались. Моряк и его друзья пошли по дороге, наискось пересекавшей островок, и она привела их к речке, впадающей в океан.
Не только животные, вывезенные из Европы, не только следы топора, но и растения, встречающиеся здесь, неоспоримо доказывали, что человек побывал на острове. Кое-где на полянках, в давние времена, очевидно, были разбиты грядки.
Герберт очень обрадовался, когда обнаружил картофель, морковь, капусту, репу: ведь если собрать клубни и семена, можно и на острове Линкольна развести все эти овощи!
– Вот хорошо!
– воскликнул Пенкроф.
– Набу пригодится, да и нам тоже! Пусть не найдем потерпевшего крушение, все равно не зря попутешествовали, господь нас вознаградил.
– Все это так, - возразил Гедеон Спилет, - но раз огороды в таком запустении, значит на острове давным-давно никто не живет.
– Верно, - согласился Герберт, - кто бы стал пренебрегать овощами!
– Что тут и толковать, сразу видно, что потерпевший кораблекрушение покинул остров!
– добавил Пенкроф.
– По-вашему, записка написана очень давно?
– Разумеется.
– И бутылка долго плавала по морю, пока ее не выбросило на остров Линкольна?
– Что же тут особенного?
– ответил Пенкроф и добавил: - Уже темнеет, пора прекратить поиски.
– Вернемся на судно, а завтра все начнем сызнова, - предложил журналист.
Совет был мудрый, и все собрались ему последовать, как вдруг Герберт воскликнул, указывая на какое-то сооружение, темневшее между деревьями:
– Хижина!
И трое друзей тотчас же поспешили к хижине. В сумерках можно было разглядеть, что она построена из досок и покрыта толстой просмоленной парусиной.
Пенкроф распахнул полуоткрытую дверь и вбежал в хижину.
Там
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Опись вещей.
– Ночь.
– Несколько букв.
– Поиски продолжаются.
– Растения и животные.
– Герберт избежал гибели.
– На борту.
– Отплытие.
– Непогода.
– Привычка сказывается.
– Затеряны в море.
– Спасительный свет
Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет молча стояли в темной хижине.
Пенкроф громко окликнул хозяина.
Ответа не последовало.
Тогда моряк высек огонь и зажег сухую ветку; свет на миг озарил каморку, и она показалась путникам нежилой. В очаге, сложенном из необтесанных камней, виднелась зола, а на ней - охапка хвороста. Пенкроф бросил туда горящую ветку, хворост затрещал, и яркое пламя осветило хижину.
И тут друзья заметили кровать, покрытую отсыревшими, пожелтевшими одеялами, - очевидно, ею уже давно никто не пользовался; у очага валялись два ржавых котелка и опрокинутая миска; в шкафу висела кое-какая матросская одежда, покрытая плесенью; на столе виднелись оловянные тарелки и библия, позеленевшая от сырости; в углу лежали инструменты - лопата, кирка, мотыга и два охотничьих ружья, причем одно было сломано; на полке стояли бочонок с порохом, бочонок с дробью и несколько коробок с капсюлями; все было покрыто густым слоем пыли, накопившейся, быть может, за долгие годы.
– Никого нет, - наконец, произнес журналист.
– Никого!
– подтвердил Пенкроф.
– Тут давно никто не живет, - заметил Герберт.
– О да, очень давно, - ответил журналист.
– А не переночевать ли нам в хижине, мистер Спилет?
– предложил Пенкроф.
– Согласен, Пенкроф, - ответил Гедеон Спилет, - если хозяин и придет, он, право, не рассердится на непрошенных гостей.
– Хозяин не придет!
– сказал моряк, качая головой.
– По-вашему, он уехал?
– спросил журналист.
– Нет, если бы уехал, захватил бы оружие и инструменты, - ответил Пенкроф.
– Ведь вы знаете, как дорожит человек вещами, которые вместе с ним уцелели при кораблекрушении. Да нет же, нет, - повторил моряк с глубоким убеждением, - он не покинул острова. Если он смастерил лодку и пустился на ней в путь, он ни за что не оставил бы самых необходимых вещей! Нет, он на острове!
– И он жив?
– спросил Герберт.
– Может быть, жив, а может быть, умер. А если и умер, то ведь не зарыл же он сам себя, - ответил Пенкроф, - стало быть, мы найдем его останки.
Итак, друзья решили провести ночь в покинутой хижине; они жарко натопили ее, благо дров было припасено достаточно. Закрыв дверь, Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет уселись на скамью; они были погружены в свои думы и лишь изредка перебрасывались словами. В таком расположении духа человек строит всяческие догадки и готов ко всяческим неожиданностям; они жадно ловили звуки, доносившиеся из леса. И если бы дверь вдруг распахнулась и кто-нибудь вошел, они ничуть не удивились бы, хотя домик и был заброшен; они от всей души пожали бы руку человека, потерпевшего кораблекрушение, - неизвестного, которого ждали, как друга.