Собрание сочинений в 12 т. Т. 5
Шрифт:
Но они так и не услышали шума шагов, дверь так и не отворилась, а время текло.
Какой же длинной показалась ночь моряку и его спутникам! Герберт, правда, проспал часа два, ибо в его возрасте сон необходим. Всем троим хотелось поскорее снова приняться за поиски и осмотреть все укромные уголки острова. Разумеется, Пенкроф сделал правильные выводы, и можно было с уверенностью сказать, глядя на покинутую хижину и уцелевшие в ней инструменты, утварь и оружие, что человек, живший здесь, погиб. Поэтому было решено разыскать его останки и похоронить их
Рассвело. Пенкроф и его товарищи тотчас же начали осматривать хижину.
Место для нее было выбрано очень удачно, у подножья холма, под сенью пяти-шести великолепных камедных деревьев. Перед фасадом была прорублена широкая просека, хорошо было видно море. Лужайка, обнесенная почти развалившейся деревянной изгородью, спускалась к берегу, а слева от нее в море впадал ручей.
Хижина была построена из досок, по всей вероятности из обшивки корпуса или палубы какого-то судна. Разбитое судно было, очевидно, выброшено на островок, кто-нибудь спасся и, раздобыв инструменты, построил хижину из обломков корабля.
Никаких сомнений не осталось, когда Гедеон Спилет, обойдя вокруг хижины, заметил на одной из досок - вероятно, бывшего фальшборта - такие, почти стершиеся, буквы:
«Б…тан…я».
– Британия!
– закричал моряк, которого подозвал журналист.
– Так часто называют корабли, и я, право, не знаю, американское или английское было это судно.
– Это не важно, Пенкроф!
– Не важно, что и говорить, - согласился Пенкроф, - если моряк еще жив, мы спасем его, откуда бы он ни был родом. Но пока мы не возобновили поиски, навестим-ка «Бонадвентур».
Пенкроф стал беспокоиться о своем судне. А что, если на острове живут люди и кто-либо из его обитателей завладел ботом. Но он сам пожал плечами, сделав такое невероятное предположение.
К тому же он охотно бы позавтракал на борту «Бонадвентура». Дорожка, ведущая к берегу, была не длинна - самое большее с милю. Итак, все направились к боту, по дороге заглядывая в лес и заросли кустарника, куда убегали целые стада коз и свиней.
Через двадцать минут они вновь увидели восточный берег острова и свой бот, державшийся на якоре, глубоко засевшем в песке.
Пенкроф облегченно вздохнул. Ведь судно было его детищем, а отцы имеют право поддаваться тревоге, не внимая голосу разума. Путники поднялись на судно и плотно позавтракали, чтобы не проголодаться до обеда, иными словами - до позднего вечера; покончив с едой, они снова отправились на остров и исследовали его самым тщательным образом.
Вероятнее всего, единственный обитатель острова погиб. Поэтому Пенкроф и его товарищи искали, пожалуй, не человека, а его останки. Но все поиски были тщетны: полдня друзья без толку бродили по лесам, покрывающим островок. Они пришли к выводу, что потерпевший кораблекрушение умер и от него не осталось ни следа: очевидно, хищные звери пожрали труп.
– Отправимся в обратный путь с рассветом, - сказал Пенкроф спутникам, когда около двух часов дня все расположились на отдых в тени под соснами.
–
– Согласен, - ответил Гедеон Спилет, - все это нам пригодится. Если не ошибаюсь, в хижине немалые запасы пороха и дроби.
– Да, - проговорил Пенкроф, - не забыть бы прихватить парочку свиней, ведь их у нас на острове Линкольна нет…
– И собрать семена, - добавил Герберт, - будут у нас тогда все овощи и Старого и Нового Света.
– А не пожить ли нам еще денек на острове Табор: перетащили бы на судно все, что может нам понадобиться, - заметил журналист.
– Ну нет, мистер Спилет, - воспротивился Пенкроф, - прошу вас - уедем завтра же с самого утра. По-моему, ветер меняет направление и начинает дуть с запада; нас сюда подгонял попутный ветер, с попутным будем и возвращаться.
– Значит, не стоит терять времени!
– воскликнул Герберт, вскакивая.
– Да, не стоит, - повторил Пенкроф.
– Займись сбором семян, в них ты разбираешься получше нашего, а мы с мистером Спилетом поохотимся на свиней; надеюсь, нам удастся поймать несколько штук даже без Топа.
Герберт пошел по дорожке, ведущей к полям и огородам, а моряк с журналистом углубились в лес.
Тут водились свиньи самых различных пород; но на редкость проворные животные и не думали подпускать к себе людей и разбегались в разные стороны. Через полчаса охотникам все же удалось поймать среди густых зарослей самца и самку, как вдруг в нескольких сотнях шагов к северу раздались крики. Крикам вторило какое-то страшное, звериное рычанье.
Пенкроф и Гедеон Спилет выпрямились и стали прислушиваться; свиньи, которых моряк не успел связать, разбежались.
– Да это голос Герберта!
– воскликнул журналист.
– Бежим!
– закричал Пенкроф.
И оба со всех ног побежали к тому месту, откуда доносились крики.
Спешили они не напрасно: когда дорожка, повернув, вывела их на поляну, они увидели, что какой-то дикий зверь, очевидно огромная обезьяна, душит юношу, повалив его на землю.
Пенкроф и Гедеон Спилет с быстротой молнии бросились на чудовище, сбили с ног и, освободив из его лап Герберта, прижали к земле. Моряк был могуч, как Геркулес, журналист тоже отличался немалой силой, и хоть пленник сопротивлялся, его связали так крепко, что он не мог пошевельнуться.
– Ты цел и невредим, Герберт?
– спросил Гедеон Спилет.
– Да, да.
– Попробовала бы эта обезьяна растерзать тебя!… - с угрозой воскликнул Пенкроф.
– Да это не обезьяна!
– возразил Герберт.
При этих словах Пенкроф и Гедеон Спилет взглянули на странное существо, лежавшее на земле.
Действительно, то не была обезьяна. Это было человеческое существо, - то был человек! Но какой человек! Дикарь в самом ужасном смысле этого слова, тем более страшный оттого, что дошел он до последней степени одичания.