Собрание сочинений в пяти томах. Том пятый. Пьесы. На китайской ширме. Подводя итоги. Эссе.
Шрифт:
Чампьон-Чини. Так это не я, а правда действует вам на нервы.
Элизабет. В свое время вы ее любили. Неужели вы больше ничего не чувствуете к ней?
Чампьон-Чини. Абсолютно ничего. С какой стати?
Элизабет. Она мать вашего сына.
Чампьон-Чини. Деточка, у вас очаровательный характер — как у нее когда-то: простой, открытый и бесхитростный. Но не дайте же пустельге затмить вам здравый смысл.
Элизабет.
Чампьон-Чини. Моя дорогая, ее сердце так же нарумянено, как лицо. У нее нет ни единого искреннего чувства. Она сплошная мишура. Вы считаете меня прожженным старым циником. А я, вспоминая, какой она была, если бы не смеялся над ней сейчас, то должен был бы плакать.
Элизабет. Откуда вы знаете, что она не стала бы точно такой же, если бы оставалась вашей женой? Вы думаете, ваше влияние было бы благотворным?
Чампьон-Чини. Мне нравится, когда вы такая колючая и даже дерзкая.
Элизабет. Тогда извольте ответить на мой вопрос.
Чампьон-Чини. Ей было всего двадцать семь лет, когда она ушла. Она могла стать чем угодно. Могла удовлетворить ваши ожидания. Очень немногие из нас в силах подчинить себе обстоятельства. Мы производное нашей среды. Она потому глупая никчемная женщина, что вела глупую никчемную жизнь.
Элизабет (встревоженно). С вами просто страшно сегодня.
Чампьон-Чини. Я не говорю, что именно я мог уберечь ее от участи жалкой пародии на состарившуюся красотку. Жизнь могла уберечь. Тут у нее были бы друзья, соответствующие ее положению, пристойные занятия и достойные интересы. Вы спросите ее, как она жила все эти годы, общаясь с разведенками, содержанками и того же разбора мужчинами. Нет ничего печальнее сладкой жизни.
Элизабет. Во всяком случае, в ее жизни была любовь, и любовь высокая. У меня к ней только жалость и сочувствие.
Чампьон-Чини. Если она любила, то что, по-вашему, она чувствовала, видя погибшего Хьюи? Вы поглядите на него. Вчера он набрался после обеда, и позавчера тоже.
Элизабет. Я знаю.
Чампьон-Чини. А ей хоть бы что. Вы представляете, сколько вечеров, раз за разом, он вот так набирался? Разве он таким был тридцать лет назад? Вы можете вообразить, что это был блестящий молодой человек, которого все прочили в премьер-министры? Вы поглядите на него теперь. Сварливый осоловелый дед с фальшивыми зубами.
Элизабет. У вас тоже фальшивые зубы.
Чампьон-Чини. Но мне они, черт побери, впору. Она его погубила, и она это знает.
Элизабет (подозрительно взглядывая на него). А почему вы все это говорите мне?
Чампьон-Чини. Я задеваю ваши чувства?
Элизабет. Пока с меня достаточно.
Чампьон-Чини. Я пойду взглянуть на серебряного карася. Когда Арнолд появится, мне надо поговорить с ним. (Церемонно.)Боюсь, мы наскучили мистеру Лутону.
Тедди. Нисколько.
Чампьон-Чини. Когда вы возвращаетесь в ОМШ?
Тедди. Через месяц примерно.
Чампьон-Чини. Понятно. (Уходит.)
Элизабет. Интересно, какая у него была задняя мысль.
Тедди. Ты думаешь, он в тебя метил?
Элизабет. Он умен, как стая обезьян.
Маленькая пауза. Решившись, Тедди заговаривает иным тоном. Он серьезен и, пожалуй, встревожен.
Тедди. Стало очень трудно остаться наедине с тобой хоть на пару минут. Ты не сама ли создаешь эти трудности?
Элизабет. Мне надо было подумать.
Тедди. Я решил завтра уехать.
Элизабет. Почему?
Тедди. Ты нужна мне совсем или никак.
Элизабет. Ты очень требовательный.
Тедди. Ты сказала... что любишь меня.
Элизабет. Да.
Тедди. Ты не против, если мы сейчас все обсудим?
Элизабет. Не надо.
Тедди (хмурясь). Я стал какой-то робкий и нескладный. Я вызубрил все, что хотел тебе сказать, а сейчас мне это кажется жалким лепетом.
Элизабет. Боюсь, я сейчас расплачусь.
Тедди. Я чувствую, какое это невероятно серьезное дело, и лучше нам решать головой. А ты человек настроения, правда?
Элизабет (улыбаясь сквозь слезы). Как будто ты не такой.
Тедди. Поэтому мне и надо заранее продумать все, что я хочу тебе сказать. Я считаю, было бы страшно нечестно ухаживать за тобой и прочее и заставить тебя саму увлечься. Я все это записал и хотел оставить тебе как письмо.
Элизабет. Что же не оставил?
Тедди. Испугался. Письмо — это что-то холодное. А я тебя страшно люблю.