Наивная луна, кружок из белой жести,Над башней замка стынет.Деревья в парке свили тени вместе —Сейчас печаль нахлынет…На замковой террасе ночь и тьма.Гуляют бюргеры, студенты и бульдоги,Внизу мигают тихие дома,Искрятся улицы и теплются дороги.Из ресторана ветер вдруг примчалПрозрачно-мягкую мелодию кларнета,И кто-то в сердце больно постучал,Но в темном сердце не было ответа.Невидимых цветов тяжелый пряный яд,И взрывы хохота и беспокойность лета,И фонари средь буковых аркад —Но в темном сердце не было ответа…<1911>Гейдельберг
Месяц выбелил пол, Месяц молча вошелЧерез окна и настежь открытые двери.Ускользающий взгляд заблудился в портьере. Тишина беспокойно кричит, И сильней напряженное сердце стучит.О, как льстиво и приторно пахнет душистый горошек На решетке балкона!С теплым ветром вплывают в пролеты окошек Бой полночного звона,Отдаленные вскрики флиртующих кошек, Дробь шагов за углом.Старый месяц! Твой диск искривленныйМне сегодня противен и гадок. Почти примиренный,Бегу от навязанных кем-то загадок, Не хочу пониматьИ не стану чела осквернятьПолосами мучительных складок…Сторожко дома выступают из темени.Гаснут окна, как будто глаза закрывают,Чьи-то нежные руки, забывши о времени, В темноте безумолчно играют.Все вкрадчивей запах горошка,Все шире лунный разлив.В оранжевом пятне последнего окошка Так выпукло ясныБумага, счеты. Кто-то щелкал, щелкал,Вздыхал, смотрел в окно и снова щелкал…Старый месяц! Бездушный фанатик!Мне сегодня сознаться не стыдно — К незнакомым рукам, Что волнуют рояль по ночам,Я тянусь, как лунатик!<1911>
Цветы от солнца пьяны…О, сколько их! Взгляни:Герани и тюльпаны,Как пестрые огниНа зелени поляны. На крылечке припекло, Виноград ползет на крышу, Где-то близко-близко, слышу, Бьется муха о стекло.Вишневый цвет опал,Миндальный распустился,Как розовый кораллНа голых ветках вскрылсяИ сердце взволновал. Но хозяйка так комично Вдоль стволов белье развесила… Это было б неприлично, Если б не было так весело…Пусть Бог простит ее,Как я ее прощаю.Смотрю — не понимаюИ белое бельеЦветами называю.<1909>
Вся оградаВ темных листьях винограда.Облупилась колоннада. Старый дом уныл и пуст.Плеск фонтана.Бог Нептун в ужасных ранах…Злая жалоба внезапно вырывается из уст:«Свиньи! Где-нибудь в Берлине,В серо-каменной твердыне,На тюках из ассигнацийВы сидите каплунами безотлучные года —Что бы этот дом прекрасный подарить мне навсегда!»Шум акаций.Пред оградой Божья Матерь,Опоясанная хмелем…На реке зеленый катерУморительно пыхтит.Растревоженный апрелем,Безработным менестрелем,Я слоняюсь, я шатаюсь, я бесцельно улыбаюсь,И кружится под ногами прибережное шоссе.<1911>
Узкий палисадник, Белые дорожки, Крошечный рассадник, Низкие окошки.Перед красным домиком на стулеСпит старик в лиловом колпаке.Разморило, сдался — зноен день в июле…Спит чубук в опущенной руке. Храп, как свист свирели… Над макушкой — лозы. Распевают шмели, Пламенеют розы.Как нарядно и пестро на клумбах!Дождь цветов — а садик метра в два.Карлики стоят на выкрашенных тумбах…Спит старик… Все ниже голова. Сквозь ворота: дворик, Плуг, навоз, повозка, Выгнутый заборик, Тонкая березка…Стог разрытого и пахнущего сена,Одуревший от жары петух.Сказка или правда? «Сказка Андерсена!» —Кто-то вдруг над ухом рассмеялся вслух.<1911>
в зеленые горы Кружится изломом,Смущает и радует взоры. Айда, без помехи,К покатой и тихой вершине, Где ясны, как вехи,Деревья в укрытой низине!.. Дорогой — крапива,Фиалки и белые кашки, А в небе ленивоПлывут золотые барашки. Добрался с одышкой,Уселся на высшую точку. Газета под мышкой —Не знаю, — прочту ли хоть строчку. Дома, как игрушки,Румяное солнце играет, Сижу на макушке,И ветер меня продувает…<1909>
Буйно-огненный шиповник, Переброшенная арка От балкона до ворот,Как несдержанный любовник Разгорелся слишком ярко И в глаза, как пламя, бьет!Но лиловый цвет глициний, Мягкий, нежный и желанный, Переплел лепной карниз,Бросил тени в блекло-синий И, изящный и жеманный, Томно свесил кисти вниз.Виноград, бобы, горошек Лезут в окна своевольно… Хоровод влюбленных мух.Мириады пьяных мошек И на шпиле колокольном Зачарованный петух.<1910>
Сизый воздух в белых точках.Мутно бесится река.Перевозчик пьян, как бочка,—Заменю-ка старика!Снег садится на ресницы,Мягко тает на усах.Вынимаю рукавицыИ лениво тру в глазах.«Перевозчик!» Острой стальюЛьется голос над водой,Словно там, за мутной далью,Крикнул дьявол молодой…Я канат перебираюВ разгулявшихся рукахИ молчу, не отвечаю,И лютею на толчках.Странен бок кирпичной дачиВ темной зелени плюща…И река шумит иначе,Торжествуя и плеща.Хлопья падают за ворот.Впереди в молочной мглеЧуть дрожит вечерний городС фонарями на челе.<1911>