Белеют хаты в молочно-бледном рассвете.Дорога мягко качает наш экипаж.Мы едем в город, вспоминая безмолвно о лете…Скрипят рессоры и сонно бормочет багаж.Зеленый лес и тихие долы — не мифы:Мы бегали в рощах, лежали на влажной траве,На даль, залитую солнцем, с кургана, как скифы,Смотрели, вверяясь далекой немой синеве…Мы едем в город. Опять углы и гардины,Снег за окном, книги и мутные дни —А здесь по бокам дрожат вдоль плетней георгины,И синие сливы тонут в зеленой тени…Мой друг, не вздыхайте — здесь тоже не лучше зимою:Снега, почерневшие ивы, водка и сон.Никто не придет… Разве нищая баба с клюкоюСпугнет у крыльца хоровод продрогших ворон.Скрипят рессоры… Качаются потные кони.Дорога и холм спускаются к сонной реке.Как
сладко жить! Выходит солнце в короне,И тени листьев бегут по вашей руке.<1914>Ромны
Еле тлеет погасший костер.Пепел в пальцах так мягко пушится.Много странного в сердце таитсяИ, волнуясь, спешит на простор.Вдоль опушки сереют осины.За сквозистою рябью стволовЧуть белеют курчавые спиныИ метелки овечьих голов.Деревенская детская бандаЧинно села вокруг пастухаИ горит, как цветная гирлянда,На желтеющей зелени мха.Сам старик — сед и важен. Так надо…И пастух, и деревья, и я,И притихшие дети, и стадо…Где же мудрый пророк Илия?..Из-за туч, словно веер из меди,Брызнул огненный сноп и погас.Вы ошиблись, прекрасная леди,—Можно жить на земле и без вас!<1922>
Ветер с визгом крадется за полость.Закрутился снежный океан.Желтым глазом замигала волостьИ нырнула в глубину полян. Я согрелся в складках волчьей шубы,Как детеныш в сумке кенгуру,Только вихрь, взвевая к небу клубы,Обжигает щеки на юру… О зима, холодный лебедь белый,Тихий праздник девственных пространств!Промелькнул лесок заиндевелый,Весь в дыму таинственных убранств. Черный конь встречает ветер грудью,Молчаливый кучер весь осел…Отдаюсь просторам и безлюдьюИ ударам острых снежных стрел.<<1913>>?<1916>Кривцово
Хлопья, хлопья летят за окном.За спиной теплый сумрак усадьбы.Лыжи взять, да к деревне удрать бы,Взбороздив пелену за гумном…Хлопья, хлопья!.. Все глуше покой,Снег ровняет бугры и ухабы.Островерхие ели, как бабы,Занесенные белой мукой.За спиною стреляют дрова.Пляшут тени… Мгновенья все дольше.Белых пчелок все больше и больше.На сугробы легла синева.Никуда, никуда не пойду…Буду долго стоять у окошкаИ смотреть, как за алой сторожкойРастворяется небо в саду.<<1913>>?<1916>Кривцово
Не ангелы ль небо с утраРаскрасили райскою синькой?Даль мирно скользит до буграНевинною белой пустынькой…Березки толпятся кольцомИ никнут в торжественной пудре,А солнце румяным лицомСияет сквозь снежные кудри.На гладком безмолвном прудуСверкают и гаснут крупицы.Подтаяв мутнеют во льдуСледы одинокой лисицы…Пожалуй, лежит за кустом —Глядит и, готовая к бегу,Поводит тревожно хвостомПо свежему рыхлому снегу…Не бойся! Я кроток, как мышь,И первый, сняв дружески шляпу,Пожму, раздвигая камыш,Твою оснеженную лапу.<<1913>>?<1916>
В бутылке вина Сидит сатанаИ лукаво мигает: налей! Багряный мой сок Сбивает всех с ног,Держись же покрепче и пей. По жилам козлом Промчусь напролом,За сердце тебя ущипну… Гори и ликуй,— Всех женщин целуй,—Быть может, забудешь одну… Что в ней ты любил? Веселье и пылИ ямку у губ на щеке? Пришла и ушла, Как тень от веслаНа синей, весенней реке. Не пьешь ты, — а пьян. Что плачешь в стакан?Багряный мой сок замутишь… Ах, глупый чудак, Ах, странный дурак,—Попался, попался, как мышь!..<1922>
раба на веслах повисли.На скамье апельсины желтели.Мы с сотрудником «Киевской мысли»Совершали прогулку без цели.Копошилась вода у бортов.Между двух долговязых мостов,Распирая крутые бока,Проносилась река.Бородатый, как Сарданапал,Мой попутчик, с прилежностью светской,Снисходительно руль направлялНа мужской монастырь Выдубецкий.«Правый берег — направо». — «Merci».— «Левый берег — налево». — «Спасибо!»Объяснил и опять замолчал,Как солидная рыба.Монастырь. Пили в садике чай.(Самовар, два стакана и блюдца.)Служка крикнул: «На лодочке, чай?»«Да, на лодке». — «Счастливо вернуться!»Поглазели на сонм куполов,Закурили и двинулись кроткоК тишине прибережных стволовБезразличной походкой.Возвращались. Днепр глухо урчал.Мост сносило теченьем на лодку.Весла гнулись — я робко мечталДовезти свои рифмы в Слободку…«Правый берег — налево». — «Merci!»— «Левый берег — направо». — «Спасибо!»Через час нос ударил в мостки:Мы приехали ибо.1911 АпрельКиев
Как лезгинская шашка твой стан,Рот — рубин раскаленный!Если б я был турецкий султан,Я бы взял тебя в жены… Под чинарой на пестром ковреМы играли бы в прятки.Я б, склонившись к лиловой чадре,Целовал тебе пятки. Жемчуг вплел бы тебе я средь кос!Пусть завидуют люди…Свое сердце тебе б я поднесНа эмалевом блюде… Ты потупила взор, ты молчишь?Ты скребешь штукатурку?А зачем ты тихонько, как мышь,Ночью бегаешь к турку?.. Он проклятый мединский шакал,Он шайтан! Он невежа!..Третий день я точу свой кинжал,На четвертый — зарррежу!.. Искрошу его в мелкий шашлык…Кабардинцу дам шпоры —И на брови надвину башлык,И умчу тебя в горы.<1921>
Пчелы льнут к зеленому своду.На воде зеленые тени.Я смотрю, не мигая, на водуИз-за пазухи матери-лени.Почтальон прошел за решеткой,—Вялый взрыв дежурного лая.Сонный дворник, продушенный водкой,Ваш конверт принес мне, икая.Ничего не пойму в этом деле…Жить в одной и той же столицеИ писать раза два на неделеПо четыре огромных страницы.Лень вскрывать ваш конверт непорочныйДа, я раб, тупой и лукавый,—Соглашаюсь на все заочно.К сожаленью, вы вечно правы.То — нелепо, то — дико, то — узко…Вам направо? Мне, видно, налево…Между прочим, зеленая блузкаВам ужасно к лицу, королева.Но не стану читать, дорогая!..Вон плывут по воде ваши строки.Пусть утопленник встречный, зевая,Разбирает ваши упреки.Если ж вам надоест сердиться(Грех сердиться в такую погоду) —Приходите вместе ленитьсяИ смотреть, не мигая, на воду.<1922>Крестовский остров
Над кладбищенской оградой вьются осы.Далеко внизу бурлит река.По бокам — зеленые откосы.В высоте застыли облака.Крепко спят под мшистыми камнямиКости местных честных мясников.Я, как друг, сижу укрыт ветвями,Наклонясь к охапке васильков.Не смеюсь над вздором эпитафий,Этой чванной выдумкой живых —И старух с поблекших фотографийПринимаю в сердце, как своих.Но одна плита мне всех здесь краше —В изголовье старый темный куст,А в ногах, где птицы пьют из чаши,Замер в рамке смех лукавых уст…Вас при жизни звали, друг мой, Кларой?Вы смеялись только двадцать лет?Здесь в горах мы были б славной парой —Вы и я — кочующий поэт…Я укрыл бы вас плащом, как тогой,Мы, смеясь, сбежали бы к реке,В вашу честь сложил бы я дорогойМадригал на русском языке.Вы не слышите? Вы спите? — Очень жалко…Я букет свой в чашу опустилИ пошел, гремя о плиты палкой,Вдоль рядов алеющих могил.<1914>