Собрание сочинений. Том 5
Шрифт:
Развалины немецких танков и пушек вмонтированы войной в нашу природу. Полуприкрытые березняком, заросшие мхом, они постепенно превращаются в низенькие курганчики, каждый со своей биографией. Реальные события и молодые легенды переплетаются здесь между собою, рождая новый фольклор и придавая всему уже давно глубоко мирному быту воинственный отпечаток.
Несмотря на то, что не везде есть радио и редко газеты — любая новость пробегает по Варшавской дороге со скоростью телеграммы. Рассказы о сражениях, о пленных так же естественны и необходимы здесь, как разговоры о работе сельпо. Воинственный дух дороги не замирает
Шестнадцатилетний парень прибыл в прошлом году, как раз незадолго до отступления немцев, из Лейпцига, идя два с половиною месяца по ночам без карты и компаса.
— Вы теперь завяжите мне глаза, спутайте ноги — я эту проклятую Германию по запаху узнаю, подошвами почувствую. Сонный, я и то разберу, кто рядом — наш или немец, — говорил он своим, собираясь в партизаны.
Семидесятилетняя старуха, неграмотная, полуслепая, обнаружила в прошлом году, уже после прихода Красной Армии, двух переодетых немцев и немедленно сообщила о них командиру красноармейской части.
— Я их узнавать наловчилась, — рассказывает она. — А чего! У меня в хате вся Европа перебывала — и финны, и испанцы, и австрияки, и итальянцы. Пригля-де-лась я, милые, при-ню-халась! Ну и ну! Теперь немец от меня хоть в любую одежду спрячется — я все одно найду. Мне бы только ему в глаза посмотреть — тут уж я сразу скажу, немец он или кто…
От горизонта доносится глухое ворчанье далекой канонады, кое-где лепечут зенитки, в воздухе шум самолета, и на земле — никакой толчеи, никаких пробок, ничего такого, что бы подсказало сознанию, что мы вблизи фронта. Войска научились быть невидимыми.
Штабеля воинских грузов. Ящики, тюки. Семена, удобрения. Слышится речь — белорусская, польская, украинская, узбекская, русская.
Вот обрывки невольно подслушанного разговора:
— Что на переднем, не знаете? Шуму что-то сегодня много.
— Нервы!
— У него?
— Конечно. Бьет с утра в белый свет, как в копеечку.
— Это хорошо.
По шоссе проносится грузовик с бойцами дорожного батальона, с лопатами, пилами. Они мчатся на ямочный ремонт — засыпать на шоссе лунки.
1944
Инициатива
Поздним вечером мы переправились через реку в том месте, где два дня назад ее форсировали наши передовые части.
На песке западного берега всюду, насколько хватал глаз, точно выброшенные гигантским шквалом, валялись в изобилии самодельные плоты из бревен и хвороста, понтончики из пустых бочек и «плавточки» из немецких бензиновых баков, по четыре штуки связанные проводом. Были тут и автомобильные камеры, и покрышки, и лодки, счетверенные одним деревянным настилом и представляющие собой почти паромы.
Все это любовно сбитое топорами и связанное проволокой хозяйство, кое-где тронутое осколками, частично разрушенное и подраненное в час переправы, выглядело сиротливо без своих хозяев, ушедших вперед. Было жаль, что все это трогательное солдатское добро сейчас уже никому не нужно.
Но я ошибся: чья-то заботливая рука собирала эти вещи. На телеге, возле которой возились двое бойцов, было навалено много таких вещей, подобранных на берегу у самой воды.
— Зачем собираете? — спросил их водитель машины. — На дрова, что ли?
— Как зачем? — удивленно переспросил старшин, оказавшийся бойцом транспортной роты. — К себе в хозяйство. Река-то впереди еще не одна.
— А саперы?
Наш водитель, как и все шоферы, был поклонником крупной техники.
— Сапер-то сапер, да ты и сам не будь хвор, — упрямо ответил старший. — Стрелок, кроме того, что ему положено по табелю, должен сам себя обеспечить. При нем чтоб любое оружие было — автомат, граната, противогаз, и еще своя переправа — автокамера или что-нибудь вроде.
Водитель не согласился с говорившим, и между ними завязался спор о преимуществах крупной техники и недостатках кустарщины.
— Ты бы, дорогой мой, без смеху, — возражал водителю боец транспортной роты. — Есть у нас изобретения, кроме плотов. Пловучий пулемет, например, на винтовой установке. Вот он, пожалуйста!..
Было уже совсем темно, и только подойдя вплотную к телеге, мы разглядели на ней нехитрое сооружение из коротких бревнышек, стянутое железными болтами. На нем торчали остатки ручного пулемета, который, судя по всему, провел жестокий бой.
— Где же тут винт? — не утерпел водитель, а бойцы-транспортники все засмеялись.
— Винтовая установка пошла вперед, — смеясь, сказал тот, кто поддерживал разговор с водителем. — А корабль у нас остался. Вот так берешься за скобы — и толкай все сооружение в воду. Столкнул — руками за пулемет и строчи, а ногами в воде действуй, направляй движение куда надо.
— Машина «рено» марки «тпру» и «но», — пошутил водитель, но в голосе его уже не было прежней высокомерной насмешливости.
Говоривший между тем отошел в сторону и снова похлопал рукой, теперь уже по куску металла.
— А вот наш эсминец! — сказал он ласково.
На крохотном плотике был прикреплен щиток от станкового пулемета. Боец переплывал реку, вооружившись гранатами, под заслоном щитка.
— А это вот… наш солдатский линкор, — показал он на два металлических цилиндра с ручками на крышках, напоминающие большие банки из-под варенья.
— Да это же мороженицы! — крикнул водитель, сразу разгадавший природу «линкора».
— Чем они в мирное время занимались, того не знаю, — строго сказал боец, не обращая внимания на насмешку, — а во время войны они нас через реки переправляют. Мы в них гранаты клали, а сами вплавь. Сухо, аккуратно. Это мы у партизан подсмотрели, как они в мороженице документы хранили. Отличная штука. С ними восемнадцать человек переправились и связь…