Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I)
Шрифт:
Блудов простился с матерью с грустным, до того времени не испытываемым им чувством, как будто предвидя, что не увидится более с ней, хотя положение ее, по-видимому, несколько улучшилось.
По приезде в Петербург, он скоро нашел ту деятельность, которой так желала его энергическая натура. После увольнения в отпуск государственного канцлера, графа Воронцова, в 1804 г., вступил в управление коллегией Иностранных дел товарищ его, князь Адам Чарторижский. Приверженец союза с Австрией, он конечно не мог в то время оставаться долго во главе нашей политики. Напрасно силился он доказать, в особых мемориях, тождество наших интересов с Австрией и враждебное соприкосновение их во всех пунктах с Пруссией [18] , – несмотря на докторальный тон их, в них видна близорукость взгляда и несоответственная тогдашним
18
Alexandre I et le prince Czartoryski – etc. publ. par le Pr. Vlad. Czartoryski. – Paris 1865.
Чарторижский оставался только до 1806 г. Генерал от инфантерии барон Будберг, бывший посланником в Швеции, заместил его. Он кажется сам видел, что это назначение только временное, так сказать переходное, не носившее на себе никакого характера, чего кажется в то время и желал Государь. Барон Будберг, как бы чувствуя свою немощь, испросил Государя назначить ему товарищем графа (впоследствии князя) Александра Николаевича Салтыкова, сына известного фельдмаршала, которому Будберг многим был обязан. Граф Салтыков заметил вскоре способности Блудова и употребил их в дело; он прикомандировал его к себе и занимал постоянной работой. Здесь приобрел он впервые навык к служебной деятельности вообще и к дипломатической переписке особенно.
Через год барон Будберг был уволен, сначала в отпуск, а потом от всех должностей. Его место заступил министр Коммерции граф Николай Петрович Румянцев, сохранив и прежнее свое звание. Несмотря на фамильные несогласия с Салтыковыми, он сохранил при себе товарищем графа Александра Николаевича, отдавая полную справедливость его способностям. Во время частых отсутствий графа Румянцева из Петербурга коллегией управлял граф Салтыков, и значение Блудова увеличивалось, как вдруг сильный тиф прервал его занятия. Он был на краю могилы; только молодая и здоровая природа могла выдержать борьбу между жизнью и смертью. В это время получено было известие об опасном положении Катерины Ермолаевны и вслед за тем о ее смерти [19] , о чем решились сказать ему только по выздоровлении; этот удар едва не сломил его опять. Блудов всегда с сожалением вспоминал, что не присутствовал при кончине матери, не мог принять ее последнего вздоха, последнего благословения; но тем сильнее привязался он к графине Каменской, которая до последней минуты неотлучно, дни и ночи, проводила у постели больной и сокрушалась по ней не менее Дмитрия Николаевича.
19
Она умерла 1 января 1807 года, на 53 году жизни.
Граф Салтыков, принимавший живое участие в молодом человеке, желая рассеять его горе и дать ему возможность отдохнуть от болезни и трудов, командировал его за границу, воспользовавшись представившимся к тому случаем.
В то время Людовик, Король Голландии, раздражаемый беспрерывными насилиями брата своего, императора Наполеона, старался всячески сблизиться с Русским государем. В своих письмах к нему, в разговорах с посланником нашим князем Сергеем Долгоруковым, он повторял, что только в одном Александре видит спасение своего нового отечества от всепоглощающей алчности Наполеона, который уже решился присоединить Амстердам к Франции, и тем же грозил всему созданному им для брата королевству. Не менее терпел он от его клевретов, тяготевших над Голландией то в лице комиссаров, то в лице посланника. Стараясь сколько можно угождать Александру Павловичу и польстить народному чувству, он вознамерился соорудить памятник Петру I в деревне близ Саардама, где жил великий плотник, и только ожидал одобрения рисунка, который послал Государю. Вместе с тем он предоставил Александру Павловичу несколько королевских орденов «Согласия» первой степени, в полное Его распоряжение. В возмездие послано было три ордена Андрея Первозванного. С этим поручением отправлен был Дмитрий Николаевич.
Блудов нашел страну, еще недавно счастливую и благоденствующую, в самом бедственном положении. Гибельная для всех государств континентальная система убила совершенно торговлю; контрибуции различных наименований и конскрипция, лишавшая страну лучших людей, обреченных на жертву Франции, довершали разорение королевства. Крейсеры извне и дозорцы императора Наполеона внутри так ревностно исполняли свое дело, что во всей Голландии, не исключая и домов иностранных посланников, нельзя было найти ни одной английской газеты. Сам король должен был довольствоваться теми сведениями, которые ему доставлялись по усмотрению министра полиции из Парижа.
Получение орденов Св. Андрея Первозванного было очень приятно королю; «оно дает мне возможность сделать счастливыми трех человек», – сказал он посланнику нашему, – и эти три избранные им счастливцы были: тогдашний королевский принц – старший брат нынешнего императора французов, впоследствии погибший в Итальянском восстании; старый заслуженный фельдмаршал Кенгсберген, который еще в 1775 году получил русский орден Св. Георгия 3-й степени и министр Иностранных дел Релль.
Блудов был представлен королю, который после разговора, продолжавшегося более часа, отпустил его, осыпав ласками и пожаловав орден «Согласия», украшенный бриллиантами. Людовик отзывался о нем в самых лестных выражениях посланнику нашему князю Долгорукову.
Возвратившись в Россию, Блудов, впервые должен был сам заняться своими хозяйственными делами, в которых не имел никакой опытности. Он знал о желании матери отдать село Романово сестре, Писемской, и как ни дорого оно ему было по семейным и историческим воспоминаниям, свято исполнил волю покойной. Затем, Дмитрий Николаевич, рассматривая отчеты по разным деревням, к большому своему удивлению увидел, что он, до тех пор получавший самое скудное содержание, которым едва мог существовать, очутился вдруг богатым человеком, получающим до 35.000 рублей годового дохода. Катерина Ермолаевна терпением и постоянной бережливостью, при помощи доброго соседа по Казанскому имению Молоствова, достигла своего желания, и оставила по смерти своей имение чистое от всех долгов.
Хотя материальное положение Блудова значительно улучшилось и давало ему возможность устроиться безбедно с женой, однако княгиня Щербатова все еще не соглашалась отдать за него дочь свою, несмотря на то, что оставшись вдовой, она нашла свои собственные дела в расстройстве. Все надежды Блудова основывались на приезде графа Каменского, которого ожидали со дня на день в Петербург.
Граф Каменский, после блистательных побед над шведами, ускоривших заключение славного мира, был назначен главнокомандующим армией на Дунае. Молодой герой выказал в войне со шведами редкие военные способности – в этом отдавали ему справедливость даже завистники его, а таких было очень много.
Старые и заслуженные генералы не безропотно переносили начальство тридцатилетнего главнокомандующего; зато Россия видела в нем всю надежду свою в той гигантской борьбе, которую предвещали ей знамения небесные и земные. Каменский был львом Петербурга. Кто бы мог подумать тогда, что это последнее торжество его в столице России, кто мог предвидеть печальный конец этой исполненной драматизма жизни. Граф Каменский был очень дружен со своей кузиной Щербатовой и любил Блудова. Нечего и говорить, что он принял живое участие в их судьбе; его убеждения конечно имели большое значение у княгини Щербатовой. Чтобы удовлетворить ее тщеславию, он предложил Блудову место правителя дипломатической канцелярии при себе, что конечно было очень лестно для молодого человека, и он принял его с радостью; впрочем, как увидим далее, и для пользы самого дела, нельзя было сделать лучшего выбора.
Главнокомандующий, на пути в армию, провел несколько дней в Москве, в своем семействе. Среди общего торжества, он потерпел поражение, которого всего менее ожидал. Он решился сделать предложение гр. О.-Ч., в любви которой не сомневался, и вовсе неожиданно получил отказ. Если не любовь, то тщеславие его было сильно уязвлено. Он пытался было объясниться, но она осталась непреклонной, хотя после его смерти дала слово не выходить замуж и сдержала это слово; доживши до глубокой старости, тридцать лет после смерти Николая Михайловича, она вспоминала о нем подруге своей молодости с прежним увлечением любви и страсти; ни время, ни пост и молитва, которой она постоянно была предана, не охладили ее чувств. Как объяснить такое психологическое явление? Было ль это убеждение, что граф Каменский не мог любить ее, весьма некрасивую по наружности; что сердце его схоронено в могиле женщины, которую он впервые и страстно любил; что предложение его есть дело рассудка, чтобы не сказать расчета; было ль это предчувствие скорой смерти героя, – мы не беремся решить.