Собрание сочинений
Шрифт:
— Мне все равно.
— Я вижу. Вижу, что тебе все равно, — сказала Тяпа. Сигарета у нее в руке торчала под странным углом; догорела почти до самой костяшки. Неожиданно почувствовав жар, Тяпа выронила сигарету в озеро. Потом достала что-то из кармана. Пакетик с карточную колоду — из белой бумаги, перевязанный зеленой ленточкой. — Это цепочка для ключей, — сказала она, чувствуя, как взор мальчика ее не отпускает. — Как у папы. Только на ней больше ключей. Их тут десять.
Лайонел подался вперед, отпустив румпель. Вытянул руки, чтобы поймать.
— Кидай? — сказал он. — Пожалуйста?
— Давай-ка минутку не будем вскакивать, солнышко. Мне надо немножко подумать. Я должнабросить
Лайонел уставился на нее, открыв рот. Потом закрыл.
— Это мое, — произнес он, все меньше надеясь на справедливость.
Тяпа, глядя на него сверху вниз, пожала плечами:
— Мне все равно.
Лайонел снова медленно опустился на банку, не спуская глаз с матери, и потянулся к румпелю за спиной. В глазах его отражалось чистое понимание — на это его мать и рассчитывала.
— Держи. — Тяпа бросила ему пакетик. Он упал точно Лайонелу на колени.
Мальчик посмотрел на него, взял, посмотрел, как он лежит в руке, и метнул — вбок, со всего размаху — в озеро. После чего сразу же глянул на Тяпу, и в глазах его была не дерзость — слезы.
А в следующий миг рот его сложился горизонтальной восьмеркой, и он мощно заревел.
Тяпа робко поднялась, словно у нее в театре онемели ноги, и спустилась в швербот. Через секунду она уже сидела на кормовой банке, штурман — у нее на коленях, и она качала его, целовала в затылок и делилась некими сведениями:
— Моряки не плачут, детеныш. Моряки не плачут никогда. Лишь если их корабли идут на дно. Или когда бывает кораблекрушение, и они на плоту и все такое, и пить им нечего, кроме…
— Сандра… сказала миссис Снелл… что папа большой… пархатый… неряха.
Тяпа едва заметно вздрогнула, но приподняла мальчика со своих колен, поставила перед собой и смахнула волосы у него со лба.
— Вот как, значит? — переспросила она.
Лайонел заработал головой вверх-вниз для убедительности. Он подступил ближе, не переставая плакать, и замер меж материных ног.
— Ну, это не слишкомужасно, — сказала Тяпа, придерживая его в двойных тисках ног и рук. — Это еще не самоеплохое. — Она нежно куснула его за краешек уха. — Ты знаешь, что такое «пархатый», детеныш?
Лайонел либо не захотел, либо не смог ответить сразу. Как бы там ни было, он дождался, когда икота немного стихнет. Ответ его прозвучал в теплую шею Тяпы приглушенно, однако разборчиво.
— Это когда в воздухелетает, — сказал Лайонел. — Как змей, когда за веревочкудержишь.
Чтобы лучше разглядеть сына, Тяпа слегка оттолкнула его от себя. Ее рука сама скользнула в его штанишки сзади, чем немало перепугала мальчика, но Тяпа едва ли не сразу вытащила ее и благопристойно заправила сыну майку.
— Мы с тобой вот что сделаем, — сказала она. — Поедем в город и купим маринованных огурцов, и хлеба, и огурцы слопаем прямо в машине, а потом пойдем на станцию и встретим папу, а потом привезем папу домой и попросим, чтобы он покатал нас на лодке. И тебе придется ему помочь — снести вниз паруса. Договорились?
— Договорились, — ответил Лайонел.
К дому они не шли — они бежали наперегонки. Лайонел победил.
Для Эсме, с любовью и скверной
Совсем недавно авиапочтой я получил приглашение в Англию на свадьбу 18 апреля. Вышло так, что я отдал бы много чего, лишь бы на этой свадьбе оказаться, и когда приглашение только пришло, я подумал: может, все же выйдет съездить за границу — самолетом, и ну их, эти расходы. Однако потом довольно подробно обсудил все с женой, девушкой умопомрачительно уравновешенной, и мы решили, что ехать не стоит: скажем, я совершенно упустил из виду, что две последние недели апреля моя теща жаждет провести с нами. С мамашей Гренхер мы и так не слишком часто видимся, а она не молодеет. Ей пятьдесят восемь. (И она первой это признаёт.)
И все равно, гдебы я ни оказался, сдается мне, я не из тех, кто и пальцем не шевельнет, стараясь не допустить, чтобы свадьба взяла и сдулась. Посему я взял и набросал несколько откровенных заметок о невесте — какой я знал ее почти шесть лет назад. И тем лучше, если заметки мои вызовут у жениха, с которым я не встречался, неловкость-другую. Никто не намерен тут угождать. Скорее уж — просвещать, поучать.
В апреле 1944 года я был среди примерно шестидесяти американских срочнослужащих, проходивших довольно специализированную тренировочную подготовку к Высадке; этот курс британская разведка проводила в Девоне, Англия. Припоминая сейчас, я думаю, мы были довольно уникальны, все шесть десятков, потому что среди нас не было ни единого компанейского парня. Все мы, по сути, любили писать письма, а если когда и заговаривали друг с другом не по служебной надобности, то лишь попросить чернильницу, если кому не нужна. Когда мы не писали письма и не сидели на занятиях, каждый занимался своим делом. Мои дела в ясные дни обычно водили меня живописными кругами по окрестностям. А если шел дождь, я, как правило, сидел там, где посуше, и читал книгу — часто всего в одном топорище от стола для пинг-понга.
Тренировочный курс длился три недели и завершился в субботу, весьма дождливую. В семь вечера группе полагалось сесть на поезд до Лондона, где, по слухам, нас должны были приписать к пехотным и воздушно-десантным подразделениям, собиравшимся ко Дню Д. К трем часа того дня я упаковал в вещмешок все пожитки, включая противогазную сумку, набитую книгами, которые привез с Той Стороны. (Сам противогаз я украдкой выбросил в иллюминатор «Мавритании» [71] несколькими неделями раньше, совершенно четко осознавая, что если враг и пуститгаз, напялить эту хреновину я все равно не успею.) Помню, я очень долго стоял у окна в торце нашего куонсетского барака из гофры, глядя на косой унылый дождь, и мой указательный палец подергивался — пусть еле заметно, — словно лежал на спуске. За спиной я слышал такой некомпанейский шорох множества авторучек по бланкам полевой почты. [72] Вдруг вполне бесцельно я отошел от окна и надел дождевик, кашемировый шарф, галоши, шерстяные перчатки и форменную пилотку (последнюю, как мне говорят до сих пор, я носил особым манером, слегка натянув на оба уха). Затем, сверив наручные часы с теми, что висели в уборной, я по мокрому булыжнику долгого склона спустился в город. На вспышки молний вокруг я внимания не обращал. На них либо есть твой личный номер, либо нет.
71
«Мавритания» — пассажирский лайнер компании «Юьюнард», водоизмещение 36 655 т. Построен в 1938 г., пущен на слом в 1965-м. В конце Второй мировой войны перевозила американские и канадские войска в Европу.
72
Во время Второй мировой войны для корреспонденции впервые использовался способ микрофотографирования: письмо писали на особом бланке, переснимали на микропленку и вновь увеличивали перед вручением адресату.