Социологический ежегодник 2013-2014
Шрифт:
В статье также рассмотрены особенности распространения кризиса в Европе (в частности, в Португалии, одной из европейских периферийных стран с достаточно высоким уровнем производства, инноваций, образования и жизненных стандартов).
Авторы характеризуют сложившуюся в связи с кризисом ситуацию как подрыв веры в миф о саморегулируемом рынке. В то же время они не рассматривают ее как деструкцию социальной системы в результате собственных внутренних противоречий. Напротив, кризис – это многосторонний социальный процесс, в котором задействовано множество интересов, ценностей, верований и стратегий социальных акторов (с. 12).
Как только любая социальная система перестает воспроизводиться автоматически, неизбежно возникают два разнонаправленных внешних воздействия. Одно из них направлено на восстановление ее в прежнем состоянии,
Кризис глобального информационного капитализма стал закономерным следствием и проявлением его внутренних особенностей и противоречий и был порожден гегемонией культуры неограниченного индивидуализма, экономического либерализма и технологического оптимизма. В целом, утверждают авторы, он является переходным этапом в эволюции данной фазы капиталистической формации (с. 10).
Социально-экономическое реструктурирование глобального капитализма ставит его перед перспективой формирования новой экономической культуры. Какими же будут новые формы экономической организации, новые неконсумеристские культурно-экономические практики и ценностные ориентации? Прогноз на эту тему затруднен тем, что новая неконсумеристская культура может вырасти только на основе уже сформировавшихся социальных практик, новой экономической культуры. Впрочем, правильнее было бы говорить о разнообразных экономических культурах, объединенных стремлением преодолеть консумеризм.
Несмотря на высокий уровень неопределенности, затрудняющей детальное описание капитализма посткризисной эпохи, авторы тем не менее говорят о появлении в США и странах Европейского союза четырехуровневой экономической системы как о непосредственном результате кризиса. Особенности этой системы состоят в следующем.
1. Обновленная информационная капиталистическая экономика будет ориентирована на удовлетворение нужд и потребностей значительно более узкого слоя населения – по всей вероятности, слоя, в котором будут доминировать специалисты высокого класса в нескольких видах экономической и научно-технической деятельности. Новая волна технических и организационных инноваций будет способствовать некоторому оживлению экономики, появлению новых продуктов и процессов в таких областях, как энергетика, нанотехнологии и биоинформатика. Однако, поскольку после кризиса значительно сократится объем венчурного капитала, этот новый раунд инноваций не будет иметь достаточного потенциала, позволяющего увеличить потребление большинства населения. Тем самым этот раунд инновационной активности не сможет создать условий для полного восстановления экономики.
2. В связи с дальнейшим углублением фискального кризиса государственный и полугосударственный секторы экономики будут не в состоянии создать новые рабочие места и стимулировать спрос.
3. Значимую роль в этой экономической системе будут играть ориентированные на выживание традиционные виды экономической активности, характеризующиеся низким уровнем производительности труда и высоким потенциалом занятости для работников с низкой квалификацией; существенным будет присутствие неформального сектора экономики.
4. Альтернативный сектор экономической активности, совсем не обязательно исключающий ориентацию на получение прибыли, будет связан с различными культурными основаниями и представлениями о жизненных ценностях, идущими вразрез с ценностными установками общества потребления.
В настоящее время достаточно сложно говорить о неконсумеристских протоформах культуры. Отрицание консумеризма как деструктивного образа жизни не может ограничиться идеологией неохиппи. Появляются совершенно новые социальные практики и типажи, например этические хакеры (с. 12). Вызывает серьезные сомнения вопрос: может ли рост новой экономической культуры стать результатом исторической конвергенции между культурным авангардом, находящимся в поиске норм неконсумеристского образа жизни, и дезориентированными массами экс-потребителей, которые больше не имеют возможности что-либо потреблять, – людьми, которым, по выражению авторов, нечего терять, кроме своих заблокированных кредитных карт (с. 12)?
Исследования механизмов экономического кризиса и поиск оснований новой неконсумеристской культуры должны учитывать и особенности экономической культуры развивающихся стран, являющихся частью глобальной экономики. Ведь поскольку существует культурная и экономическая взаимозависимость между старыми и новыми пространствами капиталистической экспансии, понимание кризиса и его последствий, равно как и тенденций мирового развития в XXI в., невозможно без рассмотрения особенностей ситуации в Азии, Латинской Америке, Африке или Китае. Следовательно, анализ мирового кризиса является одновременно и анализом «не– глобального глобального кризиса капитализма» (с. 13).
Таким образом, необходим широкий междисциплинарный, мультикультурный анализ посткризисной мировой экономики с точки зрения культурных практик, включенных в процесс производства, потребления и обмена благами и сервисами. Системные изменения капиталистической формации сопровождаются культурным кризисом, неустойчивостью культурных ценностей как основы человеческого поведения. Лишь при условии фундаментальной культурной трансформации могут возникнуть новые формы экономической организации и институтов, обеспечивая устойчивый характер эволюции экономической системы.
Авторы высказывают мнение о том, что поскольку мы как раз находимся на стадии исторического перехода к новой форме социальной организации, для нас так важен ответ на вопрос о культурных формах послекризисного периода, который одновременно является и ответом на вопрос о том, какой будет наша будущая коллективная судьба: наступает ли время социальной дезинтеграции и конфликтов или для человечества возможен переход к новым культурам, основанным на понимании ценности жизни как высшей формы человеческой организации (с. 13).
II. Социология профессий
Статьи
Классификация исследовательских направлений в изучении занятий и профессий 30
По замечанию шведского социолога Томаса Бранте, сделанному более четверти века тому назад, «исследования профессий ясно показывают сложную взаимосвязь между общими концепциями общества и истории, социологической теорией, определениями социологических категорий, эмпирических исследований и политических ценностей – или, коротко говоря: между теорией, “фактами” и политикой» [Brante, 1988, p. 119]. С тех пор многое поменялось в структуре социального знания, а границы между дисциплинами все в большей степени демонстрируют свою искусственность и архаичность, поскольку нередко они являются следствием бюрократической традиции, результатом активности заинтересованных групп или наследием иерархии, сформированной на взлете послевоенного сциентизма. Социология профессий также находится в ситуации, когда место дистиллированных тематических работ занимают исследования, вдохновленные практическими задачами, стремлением к более широкому методологическому и теоретическому охвату. С одной стороны, это ведет к росту разнообразия исследовательских сюжетов, а с другой – утрата дисциплинарных границ в значительной степени снимает эпистемическое напряжение, которое является плодотворным для производства собственных аналитических конструктов и теорий среднего диапазона. Поэтому новые теоретические построения в этой области в течение последнего десятилетия почти не появлялись: исследователи опираются на ранее накопленный багаж или пытаются заимствовать методы и языки извне – здесь на помощь приходят антропология, экономика труда и философия.
30
Исследование осуществлено в рамках программы «Научный фонд НИУ–ВШЭ» в 2013–2014 гг., проект № 12-01-0014 «Социальные исследования занятий и профессий: История, теория, методология».