Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
— Абсолютно, — ответил я, впервые почувствовав себя в своей тарелке. — Пророк Исайя, глава двадцать девятая, стих первый: «Ариил, город, в котором жил Давид».
— Как интересно! И много ты из Библии знаешь?
— Ну, какую-то часть… — ответил я.
— Скромничаешь! Не сомневаюсь, ты всю ее знаешь наизусть! Наверняка мог бы в какой-нибудь викторине участвовать. Подозреваю, ты даже знаешь, что они там ели в Тайную вечерю.
— Угадала, — сказал я, выдавив из себя улыбку. — Они ели мацу.
— Хочешь сказать — эти маленькие шарики, что вы в суп кладете?
— Нет, Тайная вечеря происходила в еврейскую Пасху, а в это время евреи едят мацу — такой пресный хлеб.
— Слушай, а ведь правда — Иисус был еврей!
— А ты знала, что он к тому же еще был раввин?
— Каким будешь ты?
— Ну, в некотором смысле, — уклончиво ответил я.
По неведомой мне причине ее заинтересовала эта тема, и она продолжала меня выспрашивать:
— Скажи-ка, а раввины принимают обет целомудрия?
Мне кажется, я залился краской.
— Нет, — ответил я. — Это только католические священники.
— Слава богу! — сказала она. — Тебе не кажется, несколько неестественно для человека отречься от этой составляющей своей натуры?
Мы обменялись с этой пленительной белокурой Лилит еще парой фраз, и до меня наконец дошло, что речь на самом деле идет не о половом воздержании, а о сексуальной свободе. Ее… и моей.
В этот момент к нам подошла Нина Беллер с подносом, полным различных закусок, которые я видел впервые в жизни.
— Я рада что вы нашли общий язык.
Нина улыбнулась, приглашая Ариэль подкрепиться.
Та оживилась.
— Нина, ты знаешь, что я неравнодушна к твоему паштету.
Длинными, изящными пальцами она взяла крекер с паштетом. Нина повернулась с подносом ко мне. Мне показалось, я узнаю маленькие квадратики копченой лососины, и я потянулся к одному из них, когда меня остановила Ариэль:
— Попробуй вот это. Это мое любимое.
— А что это? — робко спросил я.
Она ткнула в дольку дыни, обернутую каким-то непонятным мясом.
— Вообще-то, — с ударением произнесла Нина, — мне кажется, Дэнни бы предпочел яйцо с оливками.
Хозяйка деликатно подсказывала мне нужное направление, а эта девица намеренно провоцировала меня съесть что-то явно некошерное.
— Давай не стесняйся! — не унималась Ариэль. — Тебе понравится.
Иллюзий у меня не было. Это был вопиющий грех без каких-либо смягчающих обстоятельств.
Я потянулся к дыне. И должен, к своему стыду, признаться, что в тот момент меня больше беспокоил не гнев Господень, а опасность подавиться.
Наконец я унял свою совесть, протянул руку, открыл рот и как можно скорее проглотил эту… субстанцию.
Невероятным волевым усилием мне удалось привести в онемение свои вкусовые рецепторы, и я никак не воспринял то, что съел.
— Ну, как? — с улыбкой спросила Ариэль.
— Ты права. Очень вкусно, — солгал я. — А как это называется?
— Прошутто, — ответила она.
— А-а… — Я постарался придать своему голосу небрежный тон. — Надо запомнить.
— «Прошутто» по-итальянски значит «ветчина», — пояснила Нина Беллер и уплыла, оставив меня в лапах женщины, определенно являющейся воплощением греховного влечения. И целиком захватившей меня в плен.
Я новыми глазами взглянул на Ариэль и представил под ее черным шелковым платьем чувственное тело.
Ничто не удержит меня от того, чтобы соблазнить эту соблазнительницу.
Компания начала понемногу расходиться, и я посмотрел на часы. Было уже почти двенадцать. Утром в девять часов у меня лекция, а это значит, что я должен встать в семь, чтобы успеть помолиться.
Однако я был не намерен останавливаться на пороге райских врат.
— Ариэль, было очень приятно с тобой поговорить. Мы не могли бы продолжить беседу где-нибудь в другом месте?
В глубине души я еще надеялся услышать отказ.
— Может, у меня? — моментально ответила она.
Нам потребовалось не более двух минут на то, чтобы на ее итальянской спортивной машине домчаться до ее дома. Двухэтажные апартаменты располагались на верхних этажах дорогого меблированного дома в непосредственной близости от западной оконечности Центрального парка.
Пока мы ехали, она положила руку на ту часть моего тела, которой до этого касались только моя мать, могель и я сам.
В ту ночь я второй раз был посвящен в мужчины. Этот ритуал оказался более длительным, чем первый, и принес мне куда больше наслаждения.
На рассвете, шагая домой, я пытался подсчитать, сколько совершил прегрешений за последние двенадцать часов.
Я ел некошерную еду. Я пропустил утреннюю молитву — а поскольку я сейчас собирался лечь спать, то пропущу и лекции, а значит, проявлю непочтение к своим учителям. Но хуже всего было то, что я поддался греховному влечению. Я просто погряз в грехе.
И никогда еще я не был так счастлив.
26
Дебора
Дебора сидела на крыльце шрифа, наслаждаясь ароматом жасмина в вечернем воздухе. В доме, под звуки «дуби-дуби-ду» Фрэнка Синатры на волнах «Голоса Мира», ее подруги предавались беспечной болтовне, писали письма родителям и своим парням.
Ее взор был устремлен на здание конторы кибуца. Оно стояло в трехстах ярдах ниже по склону холма, полого спускающегося к Галилейскому морю.