Сокровище тамплиеров

Уайт Джек

Приказ короля выставить в тылу его личного отряда заграждение из палаток ещё больше усилил сумятицу: в качестве оборонительного манёвра это имело мало смысла, зато помешало отступлению уцелевших храмовников. Им приходилось ломать строй, чтобы проехать между палатками, а неумолимые сарацины тем временем гнались за ними по пятам.

Но даже оказавшись за парусиновыми стенами, тамплиеры не нашли передышки. В тесноте они чуть не смешались со сбившейся вокруг короля и Истинного Креста королевской стражей, рыцари которой лишь мешали друг другу: им не хватало места, чтобы как следует сражаться.

Синклер, исключительно по наитию, свернул направо и повёл свой отряд в обход беспорядочной мешанины людей и коней. То, что он забрал вправо, позволило избежать столкновения со своими, зато теперь его воинам грозила ещё большая опасность, поскольку они подставляли вражеским стрелам не прикрытые щитами бока. На глазах Синклера Луи Чисхольм рухнул — в него вонзилось никак не меньше двух стрел. И почти в тот же миг на Синклера налетел сарацинский воин, вынырнувший словно ниоткуда верхом на выносливой, проворной лошадке. К тому времени, как тамплиер отразил замах сарацинского симитара [2] , сумел сблизиться с врагом и выбить его из седла стремительным, яростным ударом в горло, Луи остался лежать далеко позади. На Синклера так напирали, что он не мог даже оглянуться, не то, что попытаться помочь Чисхольму.

2

Симитар — кривая восточная сабля.

Что сталось с их двенадцатитысячной пехотой? Никого из пехотинцев не было видно. Но к тому времени мир Синклера сузился до крохотной истоптанной площадки, где со всех сторон в клубах дыма и пыли люди с душераздирающими, адскими воплями убивали и калечили животных и других людей. Происходящее воспринималось не как целостная картина, а как беспорядочные обрывки; такими же обрывочными были и мысли Синклера, мелькавшие в крошечных промежутках между отражением и нанесением удара, между появлением очередного искажённого яростным оскалом вражеского лица и ещё одним взмахом меча или движением щита.

Синклера сильно ударили в спину; он сумел остаться в седле только потому, что зацепился локтем за заднюю луку. Это стоило ему щита, но рыцарь понимал: если ещё один удар заставит его упасть, ему конец. Поэтому он сумел выпрямиться и, резко дёрнув поводья, повернул коня в сторону. На время он избежал опасности, но в считанные мгновения его вынесло к краю возвышенности, откуда было видно, как ниже по склону бьются оказавшиеся в окружении госпитальеры из головного отряда. Вражеские конники, прорубив путь между авангардом и центром христианского войска, отрезали их от основных сил.

Больше Синклер ничего не успел рассмотреть: появление одинокого рыцаря не осталось незамеченным, к нему с двух сторон устремились двое противников. Тот, что справа, выглядел послабее, и Синклер направил к нему навстречу своего начавшего выбиваться из сил скакуна. Тамплиер высоко вскинул меч, за миг до столкновения выбросил клинок вперёд, и враг сам налетел на острие с такой силой, что от толчка Синклер едва не лишился оружия.

Тяжело дыша, рыцарь развернул коня, чтобы встретить второго сарацина — тот был уже совсем рядом. Пытаясь избежать столкновения, конь тамплиера встал на дыбы, и Синклер пустил в ход давно отработанный приём. Он привстал на стременах, подался вперёд и, бросив поводья на шею вздыбленного скакуна, левой рукой выхватил из ножен кинжал. Его меч отбил выпад вражеского меча, а когда инерция столкнула противников, Синклер отчаянно нанёс колющий удар однолезвийным футовым кинжалом — снизу верх, по дуге. Остриё ударило в металлическую бляху наборного сарацинского доспеха, скользнуло по ней, отскочило и вонзилось в незащищённое место под подбородком. Сила толчка отбросила мусульманина назад; не удержав узду, он вылетел из седла. Синклер машинально крепче сжал рукоять кинжала, боясь, что падающее тело увлечёт за собой оружие, но клинок высвободился на удивление легко, и рыцарю снова удалось выпрямиться в седле.

Он растерянно завертел головой и спустя мгновение понял, что снова остался один. Битва бурлила, как водоворот, но вокруг него царило относительное затишье.

Лучи утреннего солнца блеснули, отразившись от металла. Синклер поднял глаза и увидел, что вдалеке, на склонах горы Хаттин, кипит ещё одно сражение. Пешие отряды — явно христианские, — перевалив через гребень высокого хребта, двигались вниз, на восток, к Тивериаде.

Тут Синклера громко окликнули, он развернулся на зов, увидел, что к нему спешит тесная группа братьев по оружию, и пришпорил коня. Он почти не сознавал, что творится вокруг. Повсюду, словно сердитые осы, жужжали стрелы, но он поскакал навстречу товарищам. Все вместе они двинулись обратно, вверх по склону холма, к королевскому шатру — защищать короля Ги и Истинный Крест. Рыцари поспели туда во время короткой передышки: противник отступил, чтобы перегруппироваться. С высоты всё хорошо было видно, и Синклер и его собратья могли ясно разглядеть разыгравшуюся перед их глазами трагедию.

Пехота — так и осталось неизвестным, по чьему приказу — пыталась подняться по склонам горы Хаттин. Пехотинцы почти добрались до вершины, когда путь им преградила конница из неисчерпаемых резервов Саладина. Казалось, весь склон холма объяло пламя, когда вся христианская пехота, десять тысяч человек, при поддержке двух тысяч всадников, подгоняемые жаждой и дымом, предприняли отчаянную попытку прорваться к лежавшему далеко внизу Тивериадскому озеру, заманчиво поблёскивавшему в лучах утреннего солнца.

Было ясно, что христиане собираются прорубить себе путь к озеру сквозь вражеские ряды — и Синклер до боли отчётливо представлял, что сейчас произойдёт. Представлял, но ничего, совсем ничего не мог с этим поделать.

Ему и его товарищам надлежало исполнять свой непреложный долг, решать собственные задачи, а не следить за бойней на склонах, где сарацинская конница, не приближаясь к христианской пехоте, истребляла её с безопасного расстояния тучами стрел. Не прошло и часа, как всё было кончено. С высоты, где стоял закопчённый королевский шатёр, хорошо было видно, что пытавшиеся прорваться к озеру полегли все до единого. И хотя защищавшие своего монарха рыцари отбили не одну яростную атаку, они сознавали: двенадцать тысяч их единоверцев напрасно сложили головы, без надежды получить какую-либо помощь.

Расправившись с пехотой, сарацины с удвоенной яростью обрушились на занявший вершины конный отряд. Как волны, штурмующие прибрежный утёс и разбивающиеся о его непоколебимое подножие, они накатывали, отступали и накатывали снова. Враги не сомневались, что рано или поздно истребят конных рыцарей лишь благодаря своему численному перевесу.

Позже Синклер узнал, что Саладин хорошо продумал это сражение. Понимая, что будет иметь дело с тяжеловооружёнными франками, султан сделал главную ставку на своих конных лучников. Все его стрелки отправились в бой с полными колчанами, а в обозе находились семьдесят верблюдов, нагруженных запасными стрелами. Стрелы тучами летели со всех сторон, их было столько, что франкские рыцари падали один за другим.

ГЛАВА 2

Лаклан Морэй увидел, как упал Александр Синклер, но не понял — ранен его друг или нет. Он успел лишь заметить, как грудь и бока рухнувшего коня Синклера ощетинились стрелами. Морэй мельком увидел, что рыцарь в белой мантии упал вместе с конём, что другие храмовники изо всех сил стараются справиться со своими испуганными обстрелом скакунами, чтобы устремиться навстречу неуловимым сарацинским лучникам и навязать им рукопашную схватку.