Сокрушитель Войн
Шрифт:
Сезеброн помедлил, затем поднялся, подошел к окну и уставился в темноту. Нахмурившись, Сири подобрала его доску, встала с кровати и нерешительно присоединилась к королю-богу, сознавая, что на ней одна только рубашка.
– Сезеброн? – позвала она.
Он по-прежнему смотрел в окно. Она приблизилась, стараясь не прикасаться к нему, и тоже взглянула на город. За стеной Двора Богов искрами вспыхивали разноцветные огни. Еще дальше простиралась темнота – неподвижное море.
– Прошу тебя. – Она сунула доску ему в руки. – Что случилось?
Не сразу, но он все же взял доску и написал:
«Прости. Я не хотел, чтобы показалось, будто я жалуюсь».
– Это потому, что я по-прежнему сомневаюсь в твоих жрецах?
«Нет, – написал он. – У тебя интересные теории, но я думаю, что это лишь предположения. Ты не знаешь, планируют ли жрецы то, что ты утверждаешь. Это меня не беспокоит».
– Тогда что?
Сезеброн замялся, вытер доску рукавом и написал:
«Ты не веришь в божественность возвращенных».
– Мы вроде об этом уже говорили.
«Да, говорили. Однако сейчас я понял, что именно поэтому ты так себя ведешь со мной. Ты отличаешься, потому что не веришь в мою божественность. Неужели только поэтому я нахожу тебя интересной? И если ты не веришь, то это печально. Потому что я – бог и в этом моя сущность, а если ты не веришь, то это заставляет думать, что ты меня не понимаешь».
Он помедлил.
«Да. Вышло так, будто я жалуюсь. Извини».
Улыбнувшись, Сири осторожно коснулась его руки. Он замер, потупившись, но не отстранился, как раньше. Поэтому она придвинулась ближе, прижавшись к его плечу.
– Мне не надо веровать в тебя, чтобы понимать, – произнесла она. – Я бы даже сказала, что те, кто тебе поклоняются, тебя не понимают. Они не могут подойти к тебе, увидеть, какой ты на самом деле. Их слишком увлекает аура и божественность.
Сезеброн не ответил.
– И, – добавила Сири, – я отличаюсь не только потому, что не верую в тебя. Во дворце полно неверующих. Синепалый, служанки в коричневом, другие писцы. Они служат тебе так же почтительно, как и жрецы. Ну а я просто… ну, я вообще непочтительна. Я и дома не слишком-то слушала отца с монахами. Может, это тебе и нужно? Кто-то, кто пожелает заглянуть за пределы твоей божественности и просто узнать, какой ты?
Он медленно кивнул и написал:
«Это утешает. Хотя очень странно быть богом, в которого не верит собственная жена».
«Жена», – подумала она. Иногда было трудно осознавать это.
– Ну, – пожала плечами Сири, – думаю, что каждому мужчине неплохо иметь жену, которая не боготворит его, как остальные. Кто-то должен поддерживать в тебе смирение.
«Полагаю, смирение – это нечто, противоположное божественности».
– Как и быть милым? – улыбнулась Сири.
Сезеброн рассмеялся.
«Да, именно так».
Он отложил доску. Затем нерешительно и робко обнял Сири за плечи и притянул ее чуть ближе. Они принялись смотреть в окно на огни города, которые даже ночью оставались разноцветными.
Трупов было четыре. Они лежали на земле, и кровь окрашивала траву в странный темный цвет.
На следующий день после встречи с мастерами подделок в саду Д’Денир Вивенна пришла сюда снова. Она стояла среди толпы зевак под палящим солнцем, которое напекло ей голову и шею. Позади выстроились молчаливые ряды Д’Денир, каменных солдат, которые никогда не выйдут на марш. Смерть этих четверых видели только они.
Люди приглушенно переговаривались, ожидая, пока стража закончит осмотр. Дент успел привести Вивенну сюда до того, как уберут тела. Она сама попросила, но сейчас пожалела об этом.
Для ее усиленного зрения цвет крови на траве был отчетливо различим. Красное и зеленое в сочетании казалось почти фиолетовым. Вивенна смотрела на трупы с ощущением какого-то несоответствия. Цвет. Так странно видеть побледневшую кожу. Вивенна могла определить разницу, причем существенную, между кожей живого человека и кожей мертвого.
Мертвая, обескровленная кожа была на десять оттенков белее. Будто… будто бы кровь и была цветом, и он покинул свое вместилище. Краску человеческой жизни беспечно пролили, оставив холст пустым.
Вивенна отвернулась.
– Видите? – спросил стоящий рядом Дент.
Она молча кивнула.
– Вы спрашивали о нем. Что ж, это его рук дело. Вот почему мы так беспокоимся. Взгляните на раны.
Она повернулась. В усиливающемся утреннем свете было легко различить то, что она пропустила раньше: кожа вокруг нанесенных мечом ран полностью лишилась цвета. Раны были густого черного оттенка, будто зараженные ужасной инфекцией.
Вивенна повернулась к Денту.
– Пойдемте, – сказал наемник, уводя ее подальше от толпы, которую начали разгонять городские стражники, раздраженные количеством зевак.
– Кем они были? – тихо спросила Вивенна.
Взгляд Дента застыл.
– Бандой воров. Мы работали с ними.
– Думаешь, он нацелился на нас?
– Не уверен, – ответил Дент. – Он нашел бы нас, если бы захотел. Не знаю.
Когда они шли между статуями Д’Денир, приблизился Тонк Фа.
– Золотце и Чурбан настороже, – сказал он. – Но никто из нас его не заметил.
– Что случилось с их кожей? – спросила Вивенна.
– Это его меч, – прорычал Дент. – Нужно разобраться с ним, Тонкс. Чую, в итоге мы столкнемся с ним.
– Что за меч такой? – поинтересовалась Вивенна. – И как он вытягивает из кожи цвет?
– Мы должны украсть эту штуку, Дент. – Тонк Фа потер подбородок.
Рядом с ними появились Золотце и Чурбан, замкнув защитный строй, и они влились в поток людей на улице.
– Украсть меч? – переспросил Дент. – Да я даже не прикоснусь к этой штуке! Нет, мы вынудим его им воспользоваться. Обнажить его. Он его долго не удержит, и мы легко сможем с ним справиться. Я сам его убью.