Соль этого лета
Шрифт:
— Ну что так сразу то… — смеюсь я. — А где романтика? Поцелуи мои, свидания, тортики где?
Послушно оттягиваю вниз резинку.
— Дурак… — целует в плечо.
— Ладно не целуй меня сюда, я весь солёный и грязный.
Морщусь, когда игла входит в мышцу. С шипением, дергаюсь.
— Вену давай…
— Зачем?
— Рибоксин…
— Не жалеет Вы меня, Алёна Максимовна!
— Почему? Наоборот… — засовывает мне в рот конфетку. — Твоему сердцу полезно.
— Моему
Получаю короткий чмок в нос. Ловлю за шею, удерживая. Отправляю карамельку ей в рот.
— Выспись, кстати, вечером.
— Зачем?
— Затем… — подмигиваю ей. — Будем мо"e сердце лечить. А то оно после вчерашней несправедливости в ахуе.
— Брысь!
— Алён… пообещай мне кое-что.
— Что?
— Нет, ты сначала пообещай, а потом я скажу — что.
— Я так не могу, Мар.
— Можешь!
— Нет, говори — что.
— Подарок на днюху…
— Оу. Ладно, потом обсудим. Иди. Позови следующего.
— На заигрывания не отвечать, — строго грожу ей, флиртуя. — В нос никого кроме меня не целовать и конфетами не кормить. Они все подонки, я один пушистый котик.
— Иди-иди… — улыбается. — И Рустаму не попадайся, пожалуйста.
— Алёна Максимовна, Вам… — заносит охранник букет роз.
Сталкиваюсь с ним в дверях. Забираю из рук букет. Наконец-то! Полдня везли.
— От кого? — нахмуривается она, не спеша забирать.
— От меня! — с улыбкой всовываю в руки.
Смываюсь.
— Следующий!
Глава 31. Больное место
Разрываюсь от желания взять цветы с собой и оставить в кабинете.
Марата это цепляет все. Я понимаю, он парень, это часть его самоутверждения. И если вынести за скобки наши статусы и опасность исходящую от Рустама, а ещё родителей котенка, то я бы, конечно, с радостью дала ему публичность, которую он хочет.
Он замечательный… И никакой не гаденыш. А мой котёнок ласковый. И горячий лев!
Но за скобки ничего не выносится. Хоть плачь.
И я оставляю букет в кабинете, предварительно прижавшись к нежным лепесткам лицом. Тонкий запах чайных роз пропитывает меня насквозь, вызывая эйфорию.
В груди бьётся…
Марат рядом всегда. Но я очень скучаю по нему, каждую минуту. Что мы не можем прикасаться друг к другу, общаться нормально.
Рустам куда-то уехал, и я дышу полной грудью.
Надо бы позвонить Бессо. Но я боюсь примчится. Пусть хоть пару суток ещё отлежится. Переживем мы как-нибудь пару дней.
Жарко сегодня опять.
Окунусь разочек, решаю я, и пойду отсыпаться. За ночь так и не удалось прилечь. Продукты им в корпусах
— Ал"eна… — галантно отвешивает поклон Лис. — Мороженое?
В руках несколько упаковок. Была бы одна — отказалась бы. Но раз уж раздача слонов массовая, то…
— Не откажусь. Благодарю! — отвешиваю ему крошечный реверанс.
Облизывая мороженое, подхожу к бассейну.
Он кипит практически. Все там! Ну вот… Искупалась. Раздеваться и плавать в такой толпе парней не решаюсь. Тем более — Нина Михайловна уже обратила свой осуждающий взор в мою сторону.
Ложусь на шезлонг, подальше от неё. На улице все равно свежее, чем в комнате. Пойдут на ужин, я окунусь.
Марата нет, отмечаю на автомате про себя. Сегодня у него индивидуальный тренинг с одним из кураторов нашей школы. Официально, Рустам не исключил Тарханова из команды.
Яшин и Шмелёв здесь…
— Алёна Максимовна, — подкатывает с улыбкой в голосе Миша с отделения Дзюдо, — можно Ваше мороженое лизнуть.
Парни прыскают от смеха.
Открываю глаза, строго смотрю на него.
— Эй, Михаил, — одергивает его Шмелёв. — Отошёл от туда.
— Что? — разворачивается он с вызовом.
— Мороженое у Лиса, — с агрессивной улыбкой смотрит на него Ваня, — иди, лизни.
Конфликт начинается как обвал в горах. Толпа самбистов и дзюдоистов мгновенно окружает парней с двух сторон.
— Эй! — подлетаю с шезлонга. — Хватит.
Расталкивая их, подхожу к Мише.
— Алёна Максимовна, мы сами порешаем, — прохладно улыбается мне Шмелёв.
Тянет за локоть.
Самбисты делают шаг в сторону, образуя туннель.
— Вы идите… — показывает мне он на этот выход.
Оборачиваюсь к Мише.
— Мне очень, Миша, неприятно, как ты со мной разговариваешь, — колотится моё сердце.
Только не драка, пожалуйста! Они же сейчас разойдутся, а потом когда старших не будет рядом переломают друг друга.
— Ты хотел меня обидеть? — смотрю ему в глаза расстроенно.
— Нет, — опускает взгляд, — не хотел.
— Но обидел.
— Чем? — дёргает бровью с улыбкой.
— Если бы какой-то парень предложил твоей маме «мороженое полизать»?
Возмущенный ропот вокруг.
— Ну Вы же не мама! — закатывает глаза.
— Для вас — «мама»! Я к вам так отношусь. И мне неприятно.
— Особенно к Тарханову, — сзади.
Господи…
Уровень агрессии подпрыгивает скачком, заливая меня тестостероном. Не касаясь даже, они сдавливают своей энергетикой меня так, что перехватывает дыхание.