Соль этого лета
Шрифт:
— Помолчи.
— Ай-яй-яй!!! Оо… Я то чо Вам сделал?! — страдальчески. — Какая Вы кровожадная.
— Не преувеличивай.
— Я не преувеличиваю. Тарханову, вон, сердце вырвали.
— В язык поставлю, — угрожающе. — Брысь.
Выходит.
— Заколдовали нашу царевну-лягушку? — хмыкает Яша. — Тут только поцелуй, Тарханов. А лучше куни. Поцелуем хрен такое расколдуешь.
Ромка поджимая губы прыскает от смеха.
— Извини, Мар.
Смешно вам.
Ну вс"e…
Сталкиваемся
— Любовь Сергеевна! — подхватывают её под руки парни.
Многозначительно симафорят ей оттягивая назад.
Захожу. Голос дрожит…
— Ну, привет, — тихо рычу.
Измеряю е"e взглядом с ног до головы. Глаза опухшие.
— Здравствуй, — отворачивается.
Поворачивается обратно со шприцом.
— А давай сначала неуставные отношения выясним? — дёргаю бровью.
— Нечего выяснять. Секс был, отношений не было. Всё, как ты любишь! — нотка обиды проскальзывает в её прохладном, равнодушном тоне. — Поворачивайся.
— Я не понимаю.
— Не зашёл мне твой «косяк», так яснее?!
— Косяк мой? — растерянно вспоминаю я.
— Ну, блять… — развожу руками. — У нас, мальчиков, так бывает!
Кто-то уже проехался по этой теме??
И, наверное, как-то гаденько. Но это не повод! Скажи мне, я заткну. А швырять меня об угол не надо!
— Вот и свободен, мальчик, — уничижающе. — А мне некогда. У меня другие планы на жизнь.
— Че-го?! — делаю шаг к ней.
Мне хочется разложить её на этом столе и драть до тех пор, пока я не услышу совсем другие слова!
— Не надо… — испуганно роняет из пальцев шприц. — Люб!!
Наклоняюсь, поднимаю. Кручу его в пальцах. Протягиваю ей на ладони.
Поджав губы забирает, швыряет в ведро.
— Сейчас… — смущённо.
Протерев перчатки, заново набирает лекарство в новый.
Ампула выскальзывает из пальцев, разбивается.
— Черт! — швыряет всё опять в ведро.
Закрывает ладонями лицо.
— Да не трудись. Не надо мне твоих лекарств. Идеальному поставь. А я косячу, да!
Выхожу, в сердцах бахая дверью.
Переворачивает изнутри так, что кажется, разнесу вс"e сейчас к херам!
— Сигарету дайте.
Яша протягивает пачку.
Хрен я к ней больше подойду! Сдохну, но не подойду!
Глава 39. Больно
Ноги ведут меня снова к кабинету. А зачем? Я обещал себе, что не подойду, даже если сдыхать буду!
От этого решения так больно, хоть вой!
Зачем ты так?
Ну ты же не такая… Ты не жестокая!
Что с тобой стало?!
Сажусь на лавочку возле кабинета. Смотрю в стену. Нет, говорить с ней я больше не хочу. Вообще ничего не хочу. Но уйти не могу. Не могу и вс"e.
Один из наших проходит мимо меня. Стучит. Открывает Люба.
— А Алёна Максимовна здесь?
Я слышу, как она тихо плачет, рвано вздыхая и шмыгая носом.
— Я вместо неё, чего хотел? — по боевому встаёт Люба, не пуская в кабинет.
— А я на уколы не успел.
— Вечером приходи.
Закрывает перед его носом дверь.
Ну почему она плачет?! — горит у меня внутри. Почему?!
Сердце рвётся туда к ней, выяснить — почему. И плевало оно на слово данное самому себе, что не подойду ни за что. Ну потому что… Плачет же! Как это вынести?
Свою боль можно пережить, но когда ей плохо, все обещания горят синим пламенем.
Встаю, прислоняюсь лбом к двери. Кладу ладонь…
Люба меня, конечно, не пустит.
Сжимаю кулак. Решительно стучу.
— Ну что? — выходит она рассерженно за дверь, прикрывая за собой.
Смотрю ей в глаза.
— Ты мне глазки не строй свои грустные! — зло. — Я тебе не Аленка. Вот иди теперь туда, куда бегал! Там глазки строй.
— Что?!
— Чего хотел, спрашиваю?
— В первом корпусе ЧП, просили тебя или Алену Максимовну, — играя желваками нагло вру я.
— А что случилось?!
— Не знаю!
Как только Люба убегает, захожу внутрь. Оглядываю кабинет. Алёна за ширмой.
С ногами сидит на кушетке, прижав к лицу мокрое полотенце. Плечи вздрагивают.
— Ну и чего ты рыдаешь? — цежу я.
— Выйди, — задерживая дыхание.
Отбираю полотенце. Ловлю в ладони её лицо, задирая выше.
— Я спросил почему?
Меня выбивает из и так сомнительного равновесия е"e заплаканное лицо.
— Не трогай меня! — получаю по рукам.
Внезапно поддаюсь её истерике, сплетая тоже в неадекват.
Оскаливаюсь, ловя её руку. Уворачиваюсь от пощёчины.
Да, блять! Буду я тебя трогать!
Ставлю колено на кушетку, раздвигая её бедра, руки отвожу за спину.
— Не трогай!
Вырываясь, впивается в плечо.
— Ммм… — замираю, вжимаясь лицом ей в изгиб шеи. — Нравится делать мне больно, да??
Отпускает.
Мы тяжело дышим.
Внутри вс"e дрожит от того что она в моих руках… Нет, не так! От того, что она, наверное, последний раз в моих руках. Мне пиздец как больно, на разрыв просто!
Эмоции срывают башню, губы самовольно скользят по её солёному лицу.
— Нет! Нет… Хватит… — начинает плакать опять.
— Ты говорила «люблю», отвечай за свои слова! — рявкаю я ей в лицо.
Держу за скулы, не позволяя вырваться.
— В глаза мне смотри!
И мы зависаем, не моргая.