Солнце моё, взгляни на меня...
Шрифт:
– Вперёд, орлы! Надеюсь вам не придёт в головы мысль бросаться вперёд с криками "Стреляйте, братцы!" ?..
Усмехнулся Никонов. Я тоже улыбнулся. В здании бывшего склада было немного теплее чем на улице, хотя скорее всего так только казалось. По сторонам лежали кучи ржавого хлама. Ближе к дальней стене горел большой костёр. Около него расположилось девять человек. Четверо сидели особняком, держали в руках курящиеся парком железные кружки. Это, верно, работники. Сортируют и складируют металл. Ещё один тоже сидел особняком. Нахохлившаяся фигура зябко куталась в армяк и очень знакомо шмыгала носом. Это Ждан, нет сомнений. Вроде не связан.
– Вы чего тут? Кто ворота стережёт?
Голос у него оказался неожиданно высоким. Я стоял позади охранников в паре саженей и они это чувствовали. Поэтому с ответом не спешили. Зато ответил Вторак. Он выступил из тени так, чтобы между тройкой хвастунов и им оказались двое незадачливых привратников и спокойно сказал:
– Да не волнуйся, Брусил. Никуда ворота не убегут - чего их сторожить?
Мужик в треухе быстро справился с неожиданностью и снова спросил, уже у Вторака:
– А ты кто такой? Чего надо?
– Что тебе в имени моём?
Вопросом на вопрос ответил Вторак и улыбнулся. Троица "половых великанов" полезла было за пазухи, но Никонов покачал головой:
– Не шебутитесь, ребята. Вы на прицеле. Жаль будет ваши хорошие кафтаны - кровь плохо отстирывается.
Как водится, они не поверили на слово и продолжили совать руки под полы. Грохнул выстрел, пуля выбила фонтан пыли и искаменной крошки неподалёку от их ног и с протяжным визгом отскочила куда-то в темноту. Под потолком металось эхо выстрела. Уши немного заложило, но слышимость осталась терпимая. Армейский пистоль бахает мягко. Все замерли, взгляды троицы направились в мою сторону, но меня они не разглядели. Я оставался в густой тени укладки старых труб, а они до этого смотрели в сторону костра. Вторак всё-таки решил представиться:
– Я друг семьи вон того паренька.
Брусил уже освоился. Он медленно сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Понял, что мы не убивать пришли. Дураки атаманами не становятся. Брусил мотнул головой в сторону троицы сластолюбцев:
– Эй, спокойно. Держите руки на виду.
И уже Никонову:
– Понятно. Забрать наверное хочешь?
– Хочу.
– Парень мне деньги должен. Возместишь - забирай его.
– Деньги? Он?
– Ага. Я за ним не бегал. Это он пришел ко мне и попросил денег в долг. Я назвал условия, он согласился. Всё по-честному, земляк.
– Я тебе не земляк. И много занял?
– Десять червонцев. Брал на две недели. Срок вышел, деньги он не вернул. Пусть отрабатывает. Плюс маржа.
– Сколько?
– Полтора десятка червонцев. Сумма грошовая, но важен порядок. Если никто не будет отдавать долги, то что будет в мире твориться? Короче - пятнадцать червонцев и можешь забирать щенка.
– А если мы уйдём просто так?
– Ну.. Насколько знаю - у паренька сестрёнка есть. Милая девчонка, говорят. Жаль, что калека. И дядя есть. Будет нехорошо, если с ними что-то произойдет.
Никонов стоял ко мне почти спиной, поэтому выражение его лица я не видел. Угроза прозвучала почти извинительным тоном, однако не надо было расчитывать на доброту атамана. Это мы сейчас их смогли врасплох застать. А потом они соберутся всей ватагой и наверняка осуществят угрозу атамана. Тем временем Никонов продолжил:
– Хорошо. Мы вернем долг. Завтра.
– Лады. Но сопляк останется с нами. Принесёшь деньги - заберешь его. Не то чтобы я тебе не верил, однако что скажут люди?
– Я понял. Мы уходим.
Вторак сказал это громче, специально для меня. Коротко кивнул присутствующим, развернулся и пошел в темноту. Я прикрывал его. На границе света Вторак остановился, достал пистоли охранников. Разрядил оба, положил на снег, обоймы оставил себе и сказал:
– Мне чужого не надо. Патроны потом верну.
Убедившись, что ватажники не собираются нас немедленно преследовать, я тоже поспешил убраться на улицу. Мы шли хрустя снегом мимо коробок бывших цехов и молчали. Пришли прямо в комнату Дёмина, не пряча оружие в захоронку. Светиславыч ходил из угла в угол, тем более что и ходить было не далеко - четыре шага туда, четыре шага обратно.
– Ну? Где этот паршивец?
Зло спросил Дёмин, побледнев. За злостью чувствовалась тень испуга. Никонов расстегнул армяк и устало сел на табурет у стола:
– У Брусила он. Завтра заберём.
– Да как он к нему попал?!
Удивился Светиславыч. Вторак потёр лицо ладонью и ответил:
– Ничего необычного. Денег занял, а вернуть не смог.
– Что?!
Ещё больше удивился Светиславыч, потом разразился крепкими словами в адрес незадачливого заёмщика. Когда первая волна гнева схлынула, он сел на заправленную шерстяным одеялом кровать и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Но зачем ему занимать деньги у главаря? Кстати, сколько он там нахомутал?
– Пятнадцать червонцев.
– И это сейчас, когда каждый рубль на счету...
Расстроился Светиславыч. Мне было неприятно смотреть, как человек, мужественно державшийся в условиях вторжения, сейчас казался раздавленным обстоятельствами. Конечно, на него навалилась ответственность за детей, но главное, что на него давило - невозможность скорого излечения Миланы. Да еще и возможность того, что она останется калекой на всю жизнь...
– Вот завтра и спросим его - нафиг ему такие деньги и как он их собирался отдавать.
Сказал Никонов. Помолчал и добавил:
– Не беспокойся, Светиславыч. Деньги я за него отдам. Ты, главное, Милане не рассказывай. Ладно?
– Хорошо.
Выдохнул Дёмин глухо. Я тоже подал голос:
– Пора парню свободы-то поубавить. Пусть больше учится, чтобы времени на всякую фигню не оставалось. Иначе съедет на кривую дорожку.
– Ты прав, Вова.
Ответил Дёмин...
– Я всё о Милане беспокоился, а за Жданом не смотрел.